Сирил посмотрел на неё, потрясённый её смирением, и заключил:

— Тогда я оплачу счёт, и можешь быть уверена, что я действительно счастлив помочь тебе.

Она хотела было сказать, что скоро вернёт эти деньги, но собеседник опередил её, сказав:

— Не думай возвращать мне деньги. Уже давно Беатрис просит меня подобный инструмент, чтобы подарить его тебе в знак вашей дружбы. Чем не идеальная возможность?

Алкиона была в восторге от такой щедрости.

Через несколько дней бедный домик в квартале Сен-Марсель уже наполнялся по вечерам чудесными мелодиями. Больную окутывали волны божественных звуков, в которых она находила нежные утешения своим каждодневным страданиям. Робби тоже стал понимать, что скоро его приёмная мать оставит их. В этой тревожной перспективе он сочинял на своём инструменте аккорды глубокой красоты, выражая через него ностальгию и неописуемые страдания. В свою очередь, Алкиона с неустанной любовью ухаживала за своей больной матерью. Каждый вечер они вспоминали старые кастильские арии, старинную музыку времён юности её матери, которые дочь дона Игнация слушала со слезами на глазах. Для Мадлен нежность её детей была славной компенсацией мира её невыразимой жертве жены и матери.

— Мне кажется, дочь моя, — с улыбкой говорила она, — что наш домик преобразился в храм. Я теперь почти уверена, что смогу спокойно уйти в духовную жизнь.

Её дочь множила формы утешения, и нежные мелодии вибрировали в воздухе, перенося больную в возвышенные состояния чистой духовной радости.

Так неспешно проходили недели, вплоть до того дня, когда Мадлен оказалась сражённой общей слабостью. В великом испуге, в глубокой тревоге Луиза ждала возвращения Алкионы домой. По возвращении Робби спешил попросить помощи врача. Едва отойдя от слабости, больная почти сразу же стала испытывать ужасные страдания.

Вечером, как обычно, Алкиона возвратилась домой, её ждало тягостное удивление при виде серьёзности ситуации. Не будучи в состоянии сдерживать слёзы, она обняла мать.

— Что случилось, мама?

Чувствуя подавленность, проглядывавшую во взгляде любящей дочери, бедная женщина постаралась успокоить её:

— Думаю, худшее уже позади!… Может, это просто расстройство желудка. Кстати, я никогда не чувствовала себя так хорошо, как в эти последние недели.

Но Алкиона догадывалась по этим опухшим глазам о тех усилиях, которые мать прилагала для её успокоения. Обе они были убеждены, что развязка близка. Девушка делала всё возможное, чтобы придать ей сил, ободрительно говоря:

— Я думаю, что скоро мы сможем поехать на кладбище и посетить могилу дорогих нам существ, как вы того желаете. Наберитесь мужества, мама! Думайте о прогулках, которые вы хотели бы совершить, думайте о своём здоровье, и вы увидите, что боли исчезнут.

Но в этот момент, скорее, именно мать старалась утешить свою встревоженную дочь.

— Ну же, девочка моя, — возражала она, с трудом улыбнувшись, — что мне делать на кладбище? Я просто не знала, что говорю, когда хотела навестить могилу папы и мамы! Потом я подумала и поняла, что это был просто мой каприз. Наших любимых существ там нет, в этой куче грязи. Я даже смогла увидеть во сне свою маму, которая говорила мне о неуместности моего желания, утверждая, что её сердце со мной, рядом, и придаёт мне сил в этот момент испытаний…

Успокоившись, Алкиона с удивлением слушала её. Задохнувшись, мадам Виламиль сделала долгую паузу, затем с одышкой продолжала:

— Но я надеюсь, что Бог поможет мне осуществить моё второе желание. Как ты считаешь, когда мы сможем навестить твоих нанимателей?

Алкиона сделала неопределённый жест и заявила:

— Думаю, что родители Беатрис не задержатся.

— И это прекрасно, потому что я хочу поблагодарить их за добро, которое они нам доставляли в самые трудные для нас моменты жизни в Париже.

Приход врача в сопровождении Робби прервал их диалог.

Он осмотрел больную со скрупулёзным вниманием, делая время от времени оптимистические замечания, которые Мадлен принимала с меланхолической улыбкой, но выйдя из комнаты, он позвал Алкиону и серьёзно сказал ей:

— Несмотря на наши усилия и твою преданность, моё доброе дитя, существование твоей матери подходит к концу.

Задохнувшись от волнения при этих словах, девушка не могла произнести ни слова, а врач тем временем продолжал:

— Любое лечение будет лишь полумерой, призванной продлить её жизнь. Но мои знания и опыт подсказывают мне, что она может в любой момент испустить дух, а в лучшем случае проживёт не более месяца.

Пока глубоко встревоженная Алкиона вытирала слёзы, врач утешал её, говоря:

— Доверься Богу, дитя моё. Не печалься при мысли потерять её, поскольку паралич твоей матери — это один из самых тяжёлых случаев, которые мне известны. Донья Мадлен героически страдала, и было бы несправедливо мучить её сердце в те дни, когда она придёт к концу своих долгих страданий.

Алкиона с признательностью посмотрела на него и сказала:

— Вы правы.

На следующий день юная Виламиль прибыла в обитель на острове Ситэ, охваченная глубокой печалью. Очень бледная, с впавшими глазами, она подождала, пока Сюзанна встанет, и когда деятельность по дому приняла свой обычный ритм, попросила разрешения поговорить с ней наедине:

— Мадам Давенпорт, к сожалению, положение, в котором я оказалась, вынуждает меня побеспокоить вас просьбой об отпуске на несколько дней. Думаю, моей матери осталось жить всего месяц… Вчера она перенесла серьёзный сердечный приступ, и врач заявил мне, что её дни сочтены.

Дочь Жака искренне посочувствовала гувернантке Беатрис, настолько сильными были волнение и смирение, с которыми она поверяла ей страдания своей семьи, и дружеским тоном ответила ей:

— Конечно же. Оставайся рядом с матерью всё то время, которое тебе понадобится. Я думаю, у тебя только один приёмный брат?

— Да, — ответила девушка, желая узнать причину такого вопроса.

— В таком случае, чтобы сделать всё более удобным и практичным, я договорюсь с Сирилом и твоей матерью, чтобы вы все втроём приехали и пожили у нас. Как ты знаешь, у нас достаточно свободных комнат. Думаю, настало время облегчить тебе твои обязанности, я уже давно собиралась предложить тебе возможность немного передохнуть и заняться заботами о своей матери. Кстати, я убеждена, что эта мера доставит удовольствие Сирилу. Здесь, на острове Ситэ, всё намного проще, и она будет также и нашей пациенткой.

Дочь Мадлен, обрадованная подобной любезностью, доказывавшей тем самым обновительную силу Евангелия на душу, взволнованно ответила ей:

— Знайте, мадам Давенпорт, что мы будем вечно признательны вам за вашу доброту, однако, она не сможет покинуть свой домик. Её невозможно будет перевезти.

— Ну, если так, — мягко пояснила Сюзанна, — то возьми одну из наших служанок, которая будет помогать