Антеро побледнел. Его пугало одиночество. Вначале он ждал, что появится Жак или Сюзанна и отвезут больную в Блуа, но уже прошло восемь дней со дня отправки письма. Измученный, он напрасно искал слова, которые мог бы сказать в ответ на слова священника, когда тот, заметив его бледность, сказал:

— Не поддавайся унынию. Бог узнает своих детей, которые любят его, в бурях горечи, и надо любить Всемогущего, уважать его справедливую волю. Несмотря на свои усилия, сын мой, не думаю, что твой старый дядя может прожить более двух дней. Что касается девушки, она спасётся лишь потому, что Бог даёт силы материнским сердцам, что выше нашего понимания; её здоровье, однако, хрупкое и слабое. Я почти уверен, что она исцелится от ужасной болезни, но не могу сказать, когда она сможет встать с постели.

Антеро де Овьедо в этот момент своей жизни ощутил глубокое возмущение. Он хоть и был очень признателен священнику, но испытывал неудержимое желание накричать на него со всей своей яростью. Неужели ему нечего больше сказать, кроме подобных печальных предвестий? В иные времена перед врачом он бы разразился бранью; но сейчас он был в плену у зловещей оспы, без друзей, совершенно одинокий. Тем не менее, он не смог сдержать жеста глубокой досады и в возмущении сказал:

— Отлично, отец Бурже. Я понял, что вам здесь больше нечего делать.

Старый служитель Церкви сочувственно посмотрел на молодого человека, затем вышел.

Оставшись один, молодой испанец в отчаянии заплакал. У него были деньги, он располагал престижными связями, но казался самому себе лишённым основных вещей в жизни. С одной стороны, его старый дядя, которого он считал своим отцом, на грани смерти, лишённый утешения врача у своего изголовья; с другой стороны, его любимая кузина, избранница его детства, страдающая от сильной лихорадки, бросающей её в бред и разбивающей ему сердце. Донья Маргарита, мать и друг его весёлого детства, ушла навсегда. Слуги дома один за другим падают под ударами неумолимой болезни. Дон Игнаций умирает, как утверждает отец Бурже. А если Мадлен также уйдёт в мир иной? При этой мысли студёный холод охватил его душу. Она была его последней надеждой. К чему выносить своё пребывание во Франции, если не ради неё? В его глазах Испания имела намного больше других прелестей. Однако он ощущал почти удовольствие в посвящении себя изнурительным работам между Парижем и Версалем, которые давали ему, таким образом, возможность видеть её каждый день. Если бы не нежность к своей приёмной матери, он бы убрал со своего пути Сирила Давенпорта до его женитьбы. Он терпел её брак с этим молодым ирландцем, но никогда не откажется от своих целей. В действительности, он противостоял опасной ситуации во французской столице лишь из-за своей любви. Он чувствовал себя в состоянии на жертвы ради дона Игнация, но на самом деле это всё было ради Мадлен. Мысль, что она может пасть под ударами непрерывных испытаний, отчаянно пугала его. С измученным сердцем, он иногда терял рассудок. Он стал часто думать о Сириле. Возможно, его соперник никогда не вернётся из Америки. Если бы так случилось, он бы посвятил всего себя единственному сокровищу своей жизни. Он бы постарался обольстить её своей щедростью. Он бы принял плод её связи с другим с поистине отцовской любовью. И кто знает? Может, Мадлен признает его преданность и уступит его мольбам. Его разум посещали дурные мысли. А если бы он убежал вместе с ней в южные колонии, убедив её в том, что они едут на поиски её мужа в Северную Америку? Причин к оправданию этого было бы предостаточно, особенно после кончину дона Игнация Виламиля. Единственным препятствием в осуществлении этого низкого плана было присутствие Жака Давенпорта, от которых пока не было вестей. Антеро де Овьедо провёл рукой по лбу, словно хотел изгнать преступные планы, осаждавшие его.

Почти ежедневно переносчикам заболевших оспой, которые приходили, привлечённые зловещим знаком на двери, он неизменно отвечал:

— Здесь больше нет больных.

Но однажды один из них спросил:

— Тогда почему вы с таким упорством остаётесь в этом печальном доме?

— На то у меня свои причины, — сухо ответил он.

Трудности продолжались, и в ночь после заявлений отца Бурже Антеро увидел подтверждение тягостного прогноза. После долгих страданий старый дядя впал в глубокое оцепенение, медленно умирая. Время от времени Антеро выбегал в комнату Мадлен, затем возвращался к умирающему, который с наступлением сумерек отдал душу Создателю. Совершенно один, он предпринял неотложные меры, ожидая наступления дня, чтобы заняться остальным. Его, усталого, пронзила одна мысль. Может, оставить на время Мадлен одну, охваченную лихорадкой, почти без сознания? А как же отвратительные санитары? Он успокоил себя мыслью, что санитары приходят всегда во второй половине дня. Поэтому утром он пойдёт на кладбище Невинных в поисках более-менее пристойного гроба для дона Игнация. Он тщательно запрёт за собой двери. Он поспешит, и до сумерек всё будет сделано. Он будет готов противостоять новой фазе своей тягостной ситуации.

Погружённый в эти мрачные рассуждения, Антеро передохнул несколько минут.

Письмо от племянника дона Игнация попало в руки адресата в Блуа через три дня после того, как было написано. Почтенного наставника охватил страх, хоть он и сам был прикован к постели, заражённый той же болезнью, но в более доброкачественной форме. Он не мог ответить на этот зов, рассказал о письме Сюзанне, которая мужественно отреагировала:

— Как только вам станет легче, — решительно сказала она, — я отправлюсь в Париж посмотреть, что произошло.

— А ты не боишься? — спросил отец, — потому что если тебе страшно, я могу послать кого-нибудь из своих друзей, которые уже переболели оспой и не могут быть заражены.

— Нет, отец мой, — настаивала девушка, выставляя напоказ своё великодушие, — эти проблемы должны решаться самими родителями. Я возьму с собой Пьера, мне будет достаточно. Наша соседка знает очень эффективные предохранительные лекарства, поэтому со мной ничего не случится.

Жак Давенпорт бросил на дочь взгляд, полный искренней признательности.

Как только отец почувствовал себя лучше, Сюзанна предприняла необходимые меры, позвала Пьера, слугу доверия, и отправилась в Париж, неся с собой несколько предметов помощи, в которых она могли нуждаться, как в смысле лекарства, так и в смысле оружия.

По мере того, как они приближались к Парижу, их удивляла нищета и скорбные картины умерших, разбросанных повсюду. Несмотря на все усилия, они были вынуждены провести ночь на