Девушка не могла заснуть. Больной не мог успокоить своей жестокой жажды, и напрасно они прибегали к успокоительным лекарствам и разного рода отварам, когда настало утро со своими тревожными перспективами. Выслушав кузину, Антеро наведался в комнату больного и заметил, что его состояние тревожное.

— Не волнуйся за меня, — сказал дон Игнаций в героическом усилии, желая покинуть Париж. — Мне кажется, что я не смогу ехать верхом, но ещё есть возможность найти какую-нибудь коляску сегодня…

Взволнованный племянник стал утешать его, обещая сделать всё возможное.

Выходя из комнаты, Антеро обменялся с кузиной несколькими мыслями о том, что они будут в состоянии сделать. Мадлен не удавалось скрыть свой пессимизм. Для неё не было никаких сомнений. Это была действительно оспа в своей инкубационной фазе. И чтобы дона Игнация не увезли в пункт помощи, где скученность вызвала бы у него более быструю смерть, они должны были быть очень осторожными, поскольку их резиденция уже считалась заражённой, из-за неумолимого красного знака на двери. Обеспокоенный Антеро пошёл вновь искать какое-либо средство передвижения, чтобы выехать в Версаль. Он думал, что болезнь станет доброкачественной в другом окружении, вдали от тяжёлой атмосферы Парижа. Но всё было напрасно. Желая смягчить серьёзность домашней ситуации, он хотел найти врача, который занялся бы лечением старого дяди, но тоже напрасно, даже если он упоминал свои ценные связи и знакомства. Те, кто ещё не убежали, находились в прострации и отчаянии. Готовый искать помощь где бы то ни было, он направился к церкви Сен-Маглуар, где старый священник лечил бедных.

Отец Бурже доброжелательно принял его. В прошлом он уже переболел оспой, поэтому среди многочисленных больных ему ничто не угрожало.

Антеро вздохнул с облегчением. Это был первый человек, с которым он спокойно мог говорить о своих проблемах. Преданный брат страждущих пришёл в резиденцию, где царило беспокойство. Он осмотрел больного, который с большим недоверием следил за малейшим его жестом, затем произнёс несколько слов утешения, как того требует обычай по отношению к растревоженным существам. Оставшись с молодыми людьми, он обратился к ним и сказал следующее:

— Дети мои, в случаях, подобных этому, надо смотреть на события с максимумом смирения и веры в Бога. Я не стану скрывать от вас, что больному нужно серьёзное лечение. Кроме чётко выраженной оспы, у него обнаружились и другие серьёзные симптомы.

Мадлен хотела всё знать в мельчайших подробностях, но ей не удавалось заговорить.

— Я буду приходить два раза в неделю, — заключил милосердный священник.

Антеро с кузиной хотели было молить его приходить чаще и оставаться в их компании, но зная, что целый город словно вымер, они взволнованно умолкли, уверенные в том, что такая просьба будет неуместна.

Домашняя ситуация походила на настоящую Голгофу. Когда они менее всего ожидали, появились помощники службы здоровья, вынуждая Антеро к большему надзору, чтобы дон Игнаций продолжал лечиться у них, скрытый от всех. Мадлен спокойно удваивала свои жертвы, полная забот и любви к своему отцу, который почти не вставал с постели, и состояние которого становилось всё хуже. Старый дворянин проводил долгие часы в глубоком бреду. Он говорил странные бессмысленные фразы, заставляя дочь и племянника серьёзно задуматься над ситуацией.

В конце недели на очереди оказалась другая служанка семьи Виламилей, затем слуга, который выказывал те же симптомы. Антеро не поддавался и приказал унести двух новых больных.

В подобных обстоятельствах, поскольку всё это происходило во многих благородных домах, они с кузиной должны были заниматься всеми работами по организации дома.

В течение четырёх дней ежедневные задачи были без проблем решены, несмотря на вынужденные жертвы; на пятый день, однако, Мадлен почувствовала первые симптомы разрушительного зла. В большой тревоге она рассказала своему кузену о своих ужасных болях. Молодой человек, сильно встревоженный, предоставил смежные комнаты в распоряжение больной и постарался успокоить её, говоря, что сам займётся всеми работами по дому. Она приняла его предложение со слезами на глазах. Уже два дня, как она переносила тревожные страдания и хотела отдохнуть; но она воздержалась от разговора об этом, продолжая выполнять тяжёлые задачи по дому. Не только по воспитанию, но и из-за огромной любви, которую он испытывал к ней, молодой человек утешал её, проявляя всю любовь, которую она принимала за братскую привязанность.

— Антеро, — в тревоге говорила она, — мы понимаем серьёзность состояния папы, и я не знаю, окажусь ли я в его положении.

— Не волнуйся, — сказал молодой человек, — мы выиграем это сражение. Будем хранить надежду на дни впереди.

— Я со страстью молюсь и не утрачу веру в Бога, — убеждённо произнесла жена Сирила. — Божественное Провидение знает причину наших тяжких испытаний, а мы слишком малы, чтобы оспаривать волю Отца Небесного. Но я всё же попрошу у тебя две вещи.

В этот момент её голос перехватили рыдания.

— Говори, Мадлен! Я всё сделаю для тебя! — воскликнул кузен, желая утешить её со всей нежностью, вибрировавшей в его душе.

— Не оставляй меня на милость этим носильщикам больных в случае, если лихорадка вынудит меня потерять сознание, — взволнованно сказала она, — я не знаю, что со мной будет в смятении этих пунктов помощи; и ещё одна просьба: пошли гонца в Блуа проинформировать дядю Жака от меня о нашем положении.

— Никогда я не отдам тебя на улицу дю Фур, — решительно заявил молодой человек. — И даже если я заболею, у нас будут другие возможности. Что касается Блуа, мы можем и не найти гонца, который предупредит его и вернётся в Париж, но я мог бы послать письмо Жаку через кого-нибудь из моих знакомых беженцев.

Мадлен вытерла слёзы печальным жестом и добавила:

— Да вознаградит тебя Бог за твои братские жертвы. А насчёт расходов, я надеюсь, Сирил вернётся из Америки раньше намеченного срока, и тогда…

Молодой человек оборвал её и прошептал:

— Не говори о расходах. Деньги — ерунда по сравнению с нашими проблемами покоя и здоровья.

В этот же день Антеро де Овьедо нашёл кое-кого, кто согласился отправиться из города в Блуа, и письмо, адресованное Жаку, было отправлено, конечно же, с хорошим вознаграждением гонцу.

И племянник дона Игнация удвоил усилия по уходу за двумя больными, которые получали от него доказательства его любви, глубокой признательности и огромной нежности.

Отец Бурже во время своих регулярных визитов отрицательно качал головой, стоя перед старым дворянином, чьё состояние всё ухудшалось, предвидя близкую смерть. При втором своём визите к Мадлен благородный священник позвал Антеро, прежде чем уйти, и сказал ему:

— Сын мой, мои обязанности в