в бездну. Нельзя путать свободу с распутством, и было бы великой ошибкой аплодировать этой волне преступной терпимости, которая сейчас сметает мир. Нам надо беречь свои особенности, где бы мы ни были на земле. Разве можно порождать хаос и говорить, что это прогресс? Тогда разве Испания потерпела бы Нантский эдикт? Никогда! Думаю, что еретиков и ренегатов, где бы они ни были, нужно сжигать на кострах. По крайней мере, таковы наставления наших святых отцов. Если должен быть осуждён предатель родины, что уже говорить о преступнике, предающем веру.

Молодой человек выразил лёгкое несогласие, осторожно возразив:

— Что касается политики, я согласен. Хаотичная администрация — это симптом распада и разрушения. Однако нельзя то же самое сказать о верованиях. Я считаю, что в области религиозных проявлений обстоятельства могли бы быть другими, если бы мы осознавали всю ценность прощения.

— Вы ещё очень молоды, — спокойно парировал дон Игнаций, — позже вы поймёте, что прощение разлагает семью.

Молодой человек, приняв удивлённый вид, инстинктивно ответил:

— Но Иисус всегда прощал, дон Игнаций.

Старый гранд, словно он всегда толковал евангельские тексты pro domo sua (как у себя дома), без тени смущения объяснил:

— Эту проблему я даже изучал совместно с инквизитором Гренады. Спустя какое-то время, мы пришли к заключению, что если Христос терпел своих палачей, он также приказал, чтобы человек молился и был бдительным при любых обстоятельствах. Скажите мне тогда, видели ли вы кого-нибудь, кто был бы настороже без оружия? Есть ли на земле место, где часовой обнимал бы своего врага?

Сирил не был привычным к спорам подобного рода и перед лицом подобного аргумента он, озадаченный, умолк, тогда как его собеседник, наблюдая неодобрение, сквозившее в его взоре, решил сменить тему разговора, добавив:

— Мы никогда не сможем аплодировать такому хаотичному и равнодушному Двору, как Двор Франции.

На этой стадии разговора, считая, что речи мужа могут напугать молодого человека, донья Маргарита спокойно предупредила:

— Ну же, Игнаций не будем обобщать. Полагаю, в твоём возрасте любой человек должен анализировать события без какой-либо формы страсти, которая лишь ухудшит ситуацию. Зачем винить Двор, когда ошибка может придти откуда угодно? Все правительства хороши, как ты молод.

Помятый старик-гранд закусил свой ус, посмотрел на супругу, поморгал ресницами, и сказал:

— Значит, вы думаете, что я говорю, просто чтобы сотрясать воздух? Три года назад я был также стар, как сегодня, я участвовал при подписании соглашения с Францией на Фазаньем острове в компании с доном Луи де Гаро и не ощущал подобного уныния. В моих глазах воды Бидассоа были прекрасны, как никогда. Но, к сожалению, я не могу переживать подобные эмоции на этой земле.

— Ты считаешь, значит, что французы являются причиной твоего сегодняшнего уныния? — спокойно спросила благородная женщина. — В Париже столько же легкомысленных людей, сколько и во всех крупных испанских городах. К тому же, каждая область имеет свои собственные обычаи, и вполне естественно, что француз не будет себя чувствовать так же хорошо, если будет вынужден жить в ритме испанских традиций.

— Aх, да, — ответил дон Игнаций, не в состоянии скрыть своего раздражения, — для французов все несчастья хороши; но я старый человек, и не надо забывать, что моя семья происходит по боковой линии от королевы-католички.

И с многозначительным жестом гордо заключил:

— Мы с дочерью родились не на берегах Гаронны в Испании, и не у грязных вод Сены.

Но в этот момент, до того, как Сирил смог вмешаться, чтобы сказать что-либо утешительное, послышался сильный шум подъезжающей коляски.

Словно уже забыв о небольшом домашнем разногласии, Маргарита сделала знак своей дочери, выказывая материнскую озабоченность, и сказала:

— Мадлен, предупреди домашних, это, должно быть, Антеро вернулся из Версаля.

Пока девушка шла к кабинету, молодой Давенпорт сосредоточился, чтобы разглядеть нового прибывшего, чьи торопливые шаги слышались уже у входной двери.

Он, наконец, познакомится со своим соперником. Прибытие племянника дона Игнация покончило с атмосферой близости, установившейся до этого.

Антеро обладал особенной физической красотой для мужчины тридцати лет. Высокий, элегантный, с волнистыми чёрными волосами на голове, со слегка загоревшей кожей, с проницательными и неописуемыми глазами, его учтивые манеры оставляли впечатление чего-то преднамеренного. Можно было сказать, что его деликатное отношение было не искренним, а, скорее, искусственным, словно он не хотел, чтобы его знали. Представленный молодому ирландцу, он сердечно приветствовал его, хотя глаза, казалось, вопрошали о причине его присутствия здесь. Выскользнув в другую комнату, пока медленно продолжался спор, он вернулся в зал, где с особым вниманием стал следить за многозначительными взглядами, которыми его кузина обменивалась с нежданным посетителем, понимая, что его любовное поле захвачено неведомым влиянием. Внешнее ничем не выражая своего недомогания, которое постепенно захватывало его разум, время от времени он направлял свой пронзительный взгляд на тётушку и приёмную мать, словно спрашивая её о намерениях этого чужеземца.

На прямой вопрос о ходе его дел он учтиво ответил:

— Всё идёт в нормальном ритме, и знайте, дядюшка, что через несколько дней Версаль соберёт весь Двор и станет центром политической жизни французской нации.

— А король? — спросил дон Игнаций, выражая некоторую озабоченность, — он послал мой ордер на оплату?

— Пока что нет, — ответил молодой человек. — Но ещё сегодня я мог видеть Его Величество, когда посещал мсье Кольбера, и привёз вам добрую весть: суверен желает видеть вас у себя во дворце.

— Зачем? — проворчал благородный испанец, — если завтра ты окажешь мне честь сказать королю французов, что он зовёт меня, чтобы содрать с меня кое-какое добро, то его министры уже узурпировали моё достоинство; если он претендует даровать мне какие-либо почести, то я благодарю его за это; и если он предложит мне какую-либо милость, то мне не нужны его подачки.

После паузы, которую никто не решался нарушить, он заключил:

— И если Его Величество приказывает послать за мной с более жестокими целями, то можешь передать ему, что моё присутствие во дворце не обязательно, поскольку, чтобы прислать виселицу, достаточно отдать приказ…

Мадлен стыдливо наблюдала за Сирилом, который озадаченно следил за диалогом дяди и племянника.

На этой стадии спора он надеялся на примирительное вмешательство доньи Маргариты, но прервал молчание Антеро, который спокойно стал размышлять:

— Ну, дядюшка, вы же знаете, что всё может сложиться в вашу пользу. Сегодня мсье Фуке уже не во главе публичных дел.

— И ты считаешь, что суверен лучше, чем его экс-министр? Бедный не может осудить нищего. Фуке ушёл от своих дел не из-за вопроса расходов. Причина его отставки — скандал, спровоцированный ревностью в отношении мадмуазель