где получал регулярное жалованье, впрочем, без каких-либо стоящих финансовых перспектив. Его отец Самуэль Давенпорт, уже много раз звал его к себе, желая его присутствия в Северной Ирландии, где, несмотря на пережитые им трудности, он владел прекрасным сельским поместьем. Как разрешить эту ситуацию? Должен ли он жениться и отправиться на острова или прежде посетить отцовский дом, а потом уже жениться? В первом случае его отношение могло развязать серьёзные споры в семье; во втором же самозванец Антеро мог выйти победителем и уничтожить все его планы. Он вспомнил о симпатичной фигуре своего дяди, который всегда его понимал и поддерживал в трудные моменты, решил поехать к нему в Блуа попросить совета. Он решил встретиться с Мадлен назавтра вечером, у церкви Нотр-Дам, затем он предпримет путешествие, если будет на то согласие, с девушкой, которая наполняла его сердце изумительными мечтами.

Пробившись сквозь огромный лабиринт размышлений, он вернулся в гостиницу далеко за полночь. Он лёг спать чрезвычайно возбуждённым, и смог заснуть лишь очень поздно ночью.

На следующий день он с головой окунулся в работу, с тревожной душой, с мыслями, направленными к вечеру, когда он будет иметь удовольствие вновь увидеться со своей возлюбленной и вновь пережить нежные эмоции, оживлявшие его сердце.

Намного раньше назначенного часа Сирил появился перед величественным собором и стал вышагивать свою сотню шагов. Чтобы избежать любопытства прохожих, он вошёл в собор, где оставался довольно долгое время. Его взор был безразличен к художественным сокровищам, окружавшим его. Ценные колонны, золочёные арабески, барельефы, чудесные статуи словно расплывались в атмосфере мечтаний. Витражи и священники, цветы и предметы культа ничего не вызывали в его сердце. Когда в небе появились первые ночные звёзды, Давенпорт вернулся на паперть, нервно прогуливаясь по прекрасным лестницам, ведущим внутрь здания, и которые прогресс в Париже заставил исчезнуть несколькими годами позже с чрезмерным поднятием почвы.

Пребывая в печали, он заметил коляску, остановившуюся неподалёку, откуда вышли три элегантных создания, направившиеся к алтарю.

Мадлен Виламиль вместе с Колеттой и Сесилью, двумя подругами её юности, приехали сюда под предлогом присутствия на вечерней религиозной службе, но несколькими минутами позже, действуя, как было задумано, мадмуазель Виламиль удалилась в компании молодого Давенпорта, желая разделить между собой свои взаимные чувства.

Пока коляска, оставленная у церкви, ждала, Мадлен, информированная о том, что девушки предались молитве, с удовольствием оперлась на руку, предложенную ей, и сделала несколько шагов вдоль большой площади, окружённой в то время старенькими домами.

Сирил казался самым счастливым из людей. Каким-то таинственным механизмом, работу которого его разум не мог понять, в этой девушке теперь соединились все мечты его существования. Он поверял ей свои самые интимные идеалы, открывал ей глубокие чувства своей горящей души. Он сам удивлялся спонтанному доверию, которое он свидетельствовал ей, так мало привычный к тому, чтобы открыться кому-либо.

Силой обстоятельств Мадлен Виламиль была тронута возвышенными эмоциями. Она не привыкла доверять первым признакам любви. Её мать, выходец из традиционной семьи юга Франции, и её отец, бывший испанский гранд, дали своей единственной дочери очень строгое воспитание. Впервые девушка отвечала на просьбу подобного рода на публичной площади, больше посвящённой, согласно ей, вульгарным существам и без титулов нравственного благородства. Приглашение Сирила было, в её глазах, немного шокирующим для её женского тщеславия; однако, подчинившись страстным желаниям своего сердца, она согласилась встретиться с ним вдали от дурного взора. К тому же, она не желала принимать его у себя, её мать была больна вот уже многие долгие годы, и распущенность её отца, разжалованного в политической сфере, привела к тому, что он принимал иногда предложения, выходившие за рамки французских правил приличия.

Пока молодой человек не начал воображать себе что-либо, касавшееся её родителей, которых она любила всем своим сердцем, мадмуазель Виламиль посчитала важным поделиться с молодым Давенпортом своими домашними трудностями. И поскольку она была неспособна сопротивляться нежному магнетизму, который молодой ирландец оказывал на неё, она оказалась там, под звёздным небом в первые часы ночи, обмениваясь с ним своими доверительными мыслями.

Сирил начал с обсуждения красоты мелодий, которые она играла на клавесине, с чувств и вибраций, которые она вдохнула в него, а Мадлен рассказывала восхищённому молодому человеку о своей родной земле, стараясь придать своим словам особое значение, словно она не полностью владела французским языком.

Всё, что касалось её личности, было грацией и лёгкостью в глазах молодого Давенпорта, чувствовавшего себя упоённым счастьем от её присутствия.

Дойдя до подобной стадии, Сирил слегка смущённо объяснил, что должен выразить свои намерения:

— Мадлен, я спешу сказать тебе, насколько моя любовь глубока. Ты сможешь понять смысл моих слов. Я не из тех, кто легкомысленно воспринимает жизнь, и не из тех, кто одобряет отклонения сегодняшней молодёжи. Я говорю это для того, чтобы ты не видела легкомыслия в моих словах. Я тебя слишком сильно люблю, и этих нескольких дней вместе с тобой мне достаточно, чтобы я признал незаменимое место, которое ты занимаешь в моём сердце. Могу ли я рассчитывать на твою любовь навсегда?

На этот прямой вопрос девушка, окончательно сбитая с толку, ответила:

— Да!…

— Я всегда идеализировал создание, которое меня по-настоящему поймёт, а теперь, когда мы встретились, у меня есть надежда обрести счастье. С того дня, когда мы впервые увиделись, я грежу о тебе и желаю более всего на свете о семье, полной цветов и детей.

Она была совершенно красной, чувствуя, как её несут крылья любви, идя от эмоций к эмоциям, живя в мечте. Она давала себя убаюкивать нежной мелодией его слов, которых она так долго ждала. Он был для неё идеалом мужчины; его ласкающий и твёрдый голос проникал глубоко в её душу, словно ароматное дыхание жизни. Она хотела говорить, выразить свои благородные чувства, но волнение сжимало ей горло, и сердце желало продолжения до бесконечности этого божественного момента. Понимая её молчание, молодой человек вспомнил о предупреждениях Сюзанны, сделал красноречивый жест и добавил:

— Однако, Мадлен, у меня на сердце мрачные предчувствия! Они говорят, что тем, кто любит друг друга, присуще страдание; мне нужны объяснения…

— Как? — спросила девушка в движении инстинктивного порыва, словно для того, чтобы стереть все сомнения.

Проявляя некоторую озабоченность, он добавил, соизмеряя ответственность каждого своего слова:

— Кто-то оспаривает у меня сокровище моего сердца?

— Что ты такое говоришь? — в удивлении возразила девушка.

— Я чувствую, что твоя душа движется к моему сердцу как кристальный источник истины, — добавил Давенпорт, акцентируя свои слова, — и верю в твою искренность, поскольку было бы неучтиво сомневаться