уныние охватило её сердце. Бывшая обитель Авилы была теперь далеко во времени. Долорес и Жак-де-Дье, добрые друзья детства, более не подавали признаков жизни, оставшись затворниками; отец Дамиан и её мать ушли в мир иной, её отец и дедушка последовали за ними, Шарль, из-за своего непонимания, отдалился от неё, и вот теперь её покинул и Робби.

Охваченная печалью одиноких душ, Алкиона вернулась в свою комнату. И против своей привычки, она горько и обильно разрыдалась. Она сжимала в руке старенькое распятие, возле которого так часто Маргарита и Мадлен проливали слёзы, повторяя слова:

— Oмой добрый Иисус, не оставляй меня!…

И в этот момент бедная безумная, видя, что Алкионы нет рядом с ней, подошла к её комнате и открыла незапертую дверь, с ничего не выражающими глазами, в невольном порыве воскликнула:

— Алкиона!… Алкиона!…

И сразу же девушка вытерла слёзы, поставила распятие на место, приняла благожелательный вид и, идя навстречу к больной, нежно сказала:

— Aх, кК же я могла забыть о вас, мадам!

И обняв бедную женщину, она с большой любовью отвела её в спальню.

VI

Горькое одиночество

После смерти Робби Сюзанна Давенпорт прожила ещё чуть более двух лет. Дочь Мадлен всё это время провела, принося себя в жертву дому и доказывая свою самую чистую любовь. У матери Беатрис была продолжительная агония, и она обрела рассудок лишь в последние часы своей жизни. Пристально глядя в глаза своей дочери, она взяла её руку и вложила в руку Алкионы, давая понять Беатрис, чтобы та никогда не забывала брать с сестры пример.

Алкиона теперь отдыхала от безмерной борьбы, но привыкшая всегда трудиться, она находила этот отдых странным.

Близкий брак Беатрис, со всеми многочисленными задачами его подготовки, рассматривался ею как облегчение перед тем одиночеством, которое уже начинало давить на неё. В любой час дня с любящей преданностью она посвящала себя вышиванию и шитью, удивляя сестру своим прекрасным вкусом и сноровкой в отношении любой мелочи. Беатрис не могла избавиться от груза тягостных воспоминаний, но её брак с любимым человеком придавал ей надежды. Обитель на острове Ситэ, всегда окутанная облаком ностальгии, оставляла впечатление покинутого сада, который вновь зацвёл. Слуги избегали упоминаний о смерти их бывших хозяев, чтобы не вытеснить ростки новой радости. Если случайно Алкиона видела свою сестру печальной, она настаивала на утешительных темах, чтобы Беатрис не предавалась грусти и смятению. Был восстановлен домашний культ Евангелия. Анри де Сен-Пьер сам присоединился к нему, с удовольствием разделяя их религиозные размышления. Вдохновение дочери Мадлен доставляло ему приятное удивление. Её размышления касались сложных тем существования, словно она прожила многие века в контакте с людьми. Для Анри подобные собрания носили провиденческий характер. Исподволь, чтобы он не знал о том, сестра невесты готовила его к святым задачам семьи по благо их брака. Молодой человек постепенно оставлял свои опасные приключения, которые очень часто могли нанести ущерб его имени и здоровью; жизнь открывала ему глубокие тайны, его сердце теперь казалось открытым божественной росе высших чувств. Неутомимая в работе, Алкиона расширяла воскресный культ для многочисленных слуг. Все разделяли благословения Иисуса в просторном салоне, который Беатрис радостно приказала приготовить. Семейное движение продолжалось в святых вибрациях братства и радости. Юная Виламиль организовала песнопения, полные преданности Богу, которые дети домашних слуг запевали с особым очарованием. Клавесин, казалось, гармонично говорил о вере под её проворными пальцами. Удовлетворение дочери Сюзанны было безмерным. Большая резиденция Сирила лишилась печали, приобретённой в ходе болезни вдовы Давенпорт. В доме установилась мягкая радость. Когда кто-либо демонстрировал внезапное недомогание, ему в голову приходили наставления Христа, а религиозное обучение завоёвывало сердца всех.

Свадьба Беатрис и де Сен-Пьера была очень простой, на ней присутствовали лишь самые близкие знакомые.

Алкиона, с восторгом сопровождавшая все приготовления к этому радостному событию, затем стала переживать период серьёзной меланхолии, откуда выходила лишь по случаю домашнего культа. Дочь Мадлен не могла забыть своих дорогих существ, ушедших в мир иной, и в то же время ощущала отсутствие активной работы, которая стала для её рук самой настоящей религией дела.

Это очень волновало её сестру. Что сделать, чтобы вырвать её из того уныния, который постепенно овладевал ею? Она уклонялась от выходов в свет, не склонна была к развлечениям того времени. Хоть ей уже было более тридцати лет, черты её лица хранили красоту её первой юности, в то же время выявляя зрелость ума. Беатрис серьёзно принялась побуждать её чувствительную душу к счастливому браку. Охваченная подобными мыслями, жена де Сен-Пьера однажды подошла к своей сестре и любезно сказала:

— Я последнее время много думала о тебе и хотела бы помочь изгнать печаль из твоего сердца и взора!…

— Почему ты волнуешься об этом, дорогая? Невольный отдых наших рук очень часто умножает усилия наших мыслей. Со мной всё в порядке, можешь мне поверить. Я просто чуть больше размышляю, и это приводит меня к воображаемым страданиям.

Беатрис нежно обняла её и сказала:

— Моё сердце говорит мне, что я не ошиблась. Ты чахнешь на глазах. Иногда, Алкиона, когда я прогуливаюсь с Анри, я не могу избавиться от того состояния, что моя радость смешана с угрызениями совести.

— Почему, Беатрис?

— Я не могу решиться быть счастливой, как подумаю, что ты намного больше заслуживаешь благословений неба, чем я.

После короткой паузы дочь Сюзанны продолжила:

— Как знать, может, ты могла бы совершить путешествие, которое отвлекло бы тебя? Это будет только справедливо после стольких лет борьбы и жертв. И даже если ты не хочешь ехать в зарубежные страны, ты могла бы отдохнуть здесь на пляже и восстановить силы в прямом контакте с природой.

— Но я себя хорошо чувствую и ни в чём не нуждаюсь!

Беатрис с любовью посмотрела на неё и почти умоляюще стала настаивать:

— Алкиона, надеюсь, что ты простишь меня за ту тему, которой я хочу коснуться в разговоре с тобой.

При этих словах её сестра разволновалась и ласковым тоном сказала:

— Говори, не бойся. О чём речь?

— Я страстно молила Бога даровать мне радость увидеть, как ты тоже создаёшь семью, в которой верный муж осветил бы тебе путь с благословением бесконечного счастья. Если бы я могла видеть тебя любимой искренним и верным мужчиной, окружённой любящими детьми, как я была бы счастлива!… Дай мне радость помочь тебе подумать об этом.

Беатрис заметила, что сестра едва сдерживает слёзы. Догадываясь о её замешательстве в ответе супруге Анри,