день благословляют твою мать за благодеяния, которые она раздаёт им… Ничто не теряется на пути жизни. Тот, кто находит в себе силу судить свои собственные ошибки, уже получил от Господа немного света.

И видя, что Беатрис старается уйти в себя. проливая слёзы, продолжила:

— Ты не почувствовала себя шокированной, видя, как она плачет, исповедуясь нам, что само по себе тягостно? Ты не заметила стыда и страданий, когда она стала на колени и молила о нашем прощении? Пусть умолкнут твои боли, постарайся понять послание Иисуса к нам.

— А как твоя мать, должно быть, страдала от последствий этого преступления!

— Да, она много страдала и много боролась, но сегодня она отдыхает от своей усталости на земле, благословляя, быть может, слёзы, пролитые в этом мире. И поскольку мы много плакали, было бы несправедливо мучить мать, которой Бог даровал тебя…

— Я понимаю твои осторожные замечания, я хотела бы сохранить их в своём разуме, но не могу! Воспоминание об исповеди этой ночи рушит моё счастье, что-то тревожит меня. Я хочу рассуждать, забыв о зле, и не могу.

— Это потому, что ты осмеливаешься противостоять боли мира без Христа. Мы живём на земле, чтобы обрести или дать доказательство своих добродетелей. Чтобы осуществить эту цель, мы не можем в одиночку бросать вызов сражениям, предстающим перед нами! Нам важно повернуться к нашему божественному Другу, чтобы вовремя просветиться! Иисус имеет слово, полное света для каждой ситуации, вдохновляющую энергию для каждого самого неблагодарного момента, как только мы начинаем искать Божьей помощи!

Юная Давенпорт глубоко прочувствовала возвышенное значение предупреждения и успокоилась, но немногим позже снова сказала:

— Да, я понимаю возвышенность твоих советов; но я опасаюсь, чтобы папа не пал в этой трагедии, сжимающей нам сердца… Я подожду, пока приедет Анри, чтобы рассказать ему о том, что произошло. Он много раз говорил мне о скорой возможности нам пожениться. Если папа не избежит смерти, я буду согласна, поскольку, по крайней мере, я смогу оставить маму и предоставить покой деду на все оставшиеся дни.

— И не думай об этом! Мы не сможем оставить твою мать. К тому же, ты ничего не скажешь мсье де Сен-Пьер. Мы не имеем права поверять кому бы то ни было тягостное откровение, которое касается только нас. Надо покрыть молчанием и покоем огонь мучительных заблуждений, чтобы наше существование не превратилось в адский вихрь.

Беатрис согласилась с этим.

Несколькими часами позже появился жених, полный нежности и внимания. В течение ночи последовали другие визиты. Изнемогая от усталости, Алкиона сохранила свою роль служанки, которую все знали. На рассвете Сирила не стало. Через двадцать четыре часа серьёзнейшего шока сын Самуэля оставил этот мир для духовной жизни.

Обитель на острове Ситэ была в трауре. Тяжёлая атмосфера царила в доме богатого торговца табаком.

На следующий день старый Жак занялся похоронами своего племянника рядом с могилой Мадлен Виламиль. Влюблённая пара, которая прожила в разлуке из-за недоброй хитрости мирской, теперь соединилась навеки.

Похороны Сирила были организованы с великой помпой вечером того дня, который последовал за его кончиной. На пышной процессии за гробом шли многие священники. Вдова, поддерживаемая Алкионой, державшей её под руку с сестринским милосердием, словно во власти галлюцинаций сопровождала кортеж. Но когда священники произнесли последние слова, посвящённые похоронам тела, в печальном и молчаливом окружении раздались странные возгласы и хохот.

Публика в изумлении и с любопытством стала переглядываться.

Сюзанна Давенпорт лишилась рассудка.

V

Искупительные испытания

Семейная жизнь на острове Ситэ стала печальной. Вдова Давенпорт утратила рассудок, в отупении ходила по комнатам. Старый Жак, охваченный жестокой скорбью, был прикован к постели и безутешно плакал. Дух, полный мечтаний, Беатрис не отошла ещё от тягостного шока и явно выказывала признаки подавленности.

Отвечая на требования долга, Алкиона проявляла доказательства многочисленных своих добродетелей, исходивших от веры. Она никогда не оставляла Сюзанну, которой стала преданной и любящей медсестрой. Робби, постоянно погружённый в глубокую меланхолию, всё так же трудился в Сен-Жаке, лишь три дня в неделю приходя в гости к своей приёмной сестре.

В один прекрасный день, когда старый наставник только начинал долгий разговор с молодым человеком, он позвал Алкиону и с любовью обратился к ней:

— Я не могу одобрить, что наш дорогой Робби продолжает отсутствовать в этом доме из-за своей работы. Думаю, что было бы лучше ему оставить церковь Сен-Жак и переехать жить с нами. Не забывай, что это твой брат, другими словами, приёмный сын нашей дорогой усопшей.

— Да, — ответила девушка, — я не против, но не будет ли серьёзной ошибкой лишать моего брата льгот, которые даёт ему эта задача?

Повернувшись к Робби, старик стал настаивать:

— Робби, Алкиона слишком больна, чтобы выполнять столько обязанностей.

— Но, мсье, разве вы не согласны со мной насчёт преимуществ, которые даёт активная жизнь? Не хочу казаться жестоким, и, чувствуя ваше участие в отношении меня, я признаю вашу добрую волю; но разве любовь к труду не является одним из самых благородных наследий, которое оставила нам мать? Достаточно вспомнить, что в течение всех этих лет, даже будучи парализованной, она смогла своим трудом портнихи поставить нас на ноги. Кстати, для больного самое важное — оставаться активным. Бездеятельность ведёт нас к дурным оценкам божественных планов, к нетерпению, к отчаянию и возмущению.

Видя, что старик с доброжелательным вниманием слушает её, она, обращаясь к брату, сказала:

— А разве не правда, что твоя преданность задаче всегда была тебе большим подспорьем, Робби?

— Да, бесспорно.

Но, давая понять, что хотел бы определённых изменений в своём положении, он добавил:

— Однако, если бы было возможно, я бы хотел переехать в Сен-Жак. Воспоминания о Сен-Марселе угнетают меня, и затем, саркастичные дети меня сильно мучают своими насмешками и инсинуациями.

— Ну же, Робби, — сказала Алкиона любезным, но строгим тоном, — ты всё ещё переживаешь из-за глупостей, идущих от невежественных детей?

— Она всегда делают замечания о моём уродстве…

— И что с того? Когда мы исполняем свой долг перед Богом и своей совестью, грубость или неблагодарность других отходят на второй план.

Старик смотрел на свою внучку в восхищении от её способности соединять вместе слова увлечения и слова нежности.

— Ты говоришь о воспоминаниях о Сен-Марселе, — с любовью продолжала девушка, — давая понять, как ты скучаешь по нашей маме, так вспомни, что она выполнила свой долг до конца, и никогда не просила более уютного дома и никогда не жаловалась на дождь, который проникал в