дневной жары девочка лет двенадцати с холёным лицом и кожей более светлой, чем у бандерши и юных жриц. Она полулежала на овчинах и горке из подушек в разноцветных наволочках на кровати с деревянным остовом и сплетенной из лозы сеткой. На шангу была пурпурная туника с короткими рукавами и треугольным вырезом, из которого выглядывали верхушки сисек, великоватых для ее возраста и фигуры. Подумал, что потискал бы их, и понял, что меня «услышали» и не обиделись. В ушах золотые серьги — восьмиконечные звезды с красным камешком в центре, на шее широкий золотой обруч с барельефами в виде львов, бредущих друг за другом, укусив переднего за хвост, на руках золотые браслеты над запястьями и выше локтя, на ногах выше косточек тоже. Она смотрела на меня с тем удивлением, с каким и остальные аборигены, увидев в первый раз. Остальные чужеземцы были похожи на амореев, кто больше, кто меньше, а я абсолютная противоположность, как бы негатив. При этом не испытывая никакого трепета при встрече с главной жрицей, веду себя, как с ровней. Явно не простой смертный.

В комнате пахло горелым льняным маслом и еще чем-то, напоминающим мускус. Наверное, из-за этого и появились эротические мысли.

Чтобы отогнать их, перешел к делу:

— Ночью мне приснилась богиня Иштар, которая сказала, чтобы сходил к тебе и договорился. О чем, промолчала. Я сперва подумал, что этот сон ничего не значит, а потом пошел гулять по окрестностям и увидел увядающий финиковый сад. Мне сказали, что принадлежит он твоему храму — и я догадался, зачем должен навестить тебя. У меня не хватит серебра на покупку такого большого сада, но есть другая ценная вещь, которая, надеюсь, понравится тебе, — и достал из левого кармана и поднес к лампе слева от меня бусы из красного стекла в форме биконусов — двух четырехгранных конусов, соединенных основаниями.

В правом кармане лежали такие же из синего стекла. Если бы имел дело, как предполагал, со старой прожженной стервой, как бандерша, стоявшая за моей спиной, предложил бы оба украшения. Неопытной девчушке хватит и одного. Увидев цвет туники и камешки в сережках, решил, что дама предпочитает горячие цвета, поэтому достал из левого кармана.

Бусы здесь в моде, но простенькие по исполнению, круглые в меру нынешних технических возможностей и редко одного размера, хотя бывают выточены из самых дорогих здесь ляпис-лазури и сердолика. Таких, как у меня, многогранных, одинаковых, пока не видел. Даже при свете лампы они блестели ярко. Вероник никак не могла понять, зачем мне нужна такая дешевая бижутерия? Я сказал, что буду выменивать на бусы колониальные товары у туземцев. Не поверила, но, наверное, решила, что любовнице такие не дарят, и успокоилась.

Я оказался прав. Глаза шангу прямо таки вспыхнули от желания получить это красивое украшение. Передал ей бусы, чтобы разглядела поближе. Наши пальцы соприкоснулись на миг. Я почувствовал теплую женскую сексуальную энергию, она мою, тоже, видимо, приятную, из-за чего потупилась, сделала вид, что внимательно рассматривает украшение.

После паузы, не глядя на меня, молвила тихо:

— Отправляйся к входу и жди. Я прикажу абриккуму (храмовому администратору) заключить с тобой договор на продажу финикового сада.

Поднимаясь по лестнице, я подумал, что секс с юной главной жрицей — не самый разумный поступок, что у меня есть рабыня, с которой проблем будет намного меньше. И вообще, веди себя скромнее. Ты не в двадцать первом веке, когда обязан совратить малолетку, если положила на тебя глаз.

7

Лучший способ борьбы с засолением почвы — гипсование. Избыточный натрий и магний, основные враги растений, замещаются кальцием, превращаясь в легкорастворимые соли, благодаря чему устраняется повышенная щелочность, улучшаются аэрация, водопроницаемость и биологическая активность. Для этого используют сыромолотый гипс — измельченный в порошок и обожженный при температуре от ста двадцати до ста восьмидесяти градусов. При более высоких температурах превращается в хороший строительный материал. Мне нужны были оба варианта, но начать решил с первого, чтобы вылечить приобретенный финиковый сад.

Природного гипса неподалеку от Гуабы много. Это серые волокнистые пласты. Рядом с одним, довольно мощным слоем, расположенным неподалеку от выхода жидкого битума, который шумеры называли эсир, а аккадцы переименовали в идду, я и организовал производство сыромолотого гипса. Для этого потребовалось сложить из камней три примитивных очага, приобрести каменный молот и три бронзовые чаши, точнее, я бы назвал их тонкими вогнутыми сковородами диаметром около метра и с бортами высотой сантиметров пять с двумя выступающими вбок ушками-петлями, чтобы удобнее было нести горячие. Здесь в таких подают на пирах запеченные или сваренные мясо, овощи. Я купил их у Лунанны, самого богатого купца Гуабы, простенькие, без узоров и барельефов, по цене шесть шиклу каждое. Договорились, что расплачусь финиками, урожай которых соберу месяца через два-два с половиной.

Мы приезжали с Ададом рано утром. Раб начинал вырубать бронзовым топором природный гипс и измельчать его каменным в порошок, после чего насыпал в чаши, которые устанавливались на очаги. В это время я разводил огонь. Топливом служили стебли тростника, которые обмакивал в двадцатилитровый глиняный кувшин с жидким битумом, набирая последнего побольше. Горели хорошо, давая много жара и испуская густой черный дым, который в первый же день покрыл сажей низы и бока чаш. В каждую влезало килограмм семь гипсового порошка, который надо было помешивать время от времени для лучшего прокаливания. Пока чаши нагревались в первый раз, я ехал на повозке, запряженной ослами, к луже битума, наполнял глиняным черпаком доверху кувшин, отвозил к костру, а потом отправлялся к зарослям тростника. Там застревал дольше, ломая бронзовым топором стебли и укладывая в повозку. Топлива надо было много. Когда возвращался, уже была готова пара партий сыромолотого гипса. Я выгружал тростник, выпрягал ослов, отпуская пастись, а повозку оставлял рядом с очагами, чтобы раб пересыпал в нее готовую продукцию. По мере того, как чаши нагревались, процесс обжига сокращался минут до двенадцати-пятнадцати. К середине дня Адад уже не успевал молоть природный гипс, и я помогал ему булыжником, гладким, обточенным морем. Солнце припекало от души, пот тёк с меня ручьями, унося заодно и лень, накопившуюся в теле и голове за предыдущие эпохи в далеком будущем.

Иногда к нам подходили любопытные, спрашивали, что мы делаем. Я отвечал, что выполняю приказ богини Иштар. Мол, она во сне посоветовала мне приготовить такой порошок и посыпать им финиковый сад, чтобы избавить от лишних солей. Меня слушали внимательно, кивали, но по лицам было видно,