Шрифт:
Закладка:
За лето я сильно подтянул аморейский диалект аккадского языка, и теперь запросто общался с аборигенами. Жители Гуабы уже привыкли ко мне. Я стал типа местной достопримечательности. Ни в каком другом городе царства Ларса нет даже близко похожего на меня человека, такого же высокого, светловолосого и светлокожего. В придачу был небедным и образованным, умел писать, читать и считать, правда, пользовался деревянной дощечкой, покрашенной в черный цвет и мелом, а не тростниковой палочкой и глиняной табличкой, но чужеземцу это простительно. Еще я показал себя хорошим хозяином, собравшим приличный урожай с засоленного участка. Значит, боги ко мне благоволят, что и смертным надо делать.
11
Посев озимого ячменя совершают с середины октября до середины ноября. К тому времени жара уже спадает, работать легче. Упряжек для пахоты и сева мало, в среднем одна на два-три буру (двенадцать-девятнадцать гектаров) при среднесуточной производительности в полгектара. В первую очередь пашут государственные поля, к которым относятся и участки воинов, получивших их во временное пользование, пока служат, и храмовые, но всё решают деньги, в данном случае чечевица. Озимая полба созревает на неделю-полторы позже ячменя, поэтому я предложил хозяину одной упряжки немного больше, к тому же, более дефицитный в этих краях продукт — и мой сад был вспахан одним из первых. На этот раз было рало-сеялка — с вертикальным раструбом над лемехом, установленным таким образом, чтобы семена могли попадать прямо на дно борозды. Рядом с пахарем шел Адад с мешком полбы и через равные промежутки времени бросал в раструб зерно. Земля была мягкая, вспаханная за пару недель до этого, так что за неполный день управились. Ночью прошел дождь, слабенький по меркам средней полосы России, но для этих засушливых мест очень хороший, самое то для посевов. После этого хозяева соседних участков, пока не вспаханных, окончательно поверили, что у меня прямой контакт с небесами.
До весны в саду делать было нечего, поэтому я занялся строительством лодки. Купец привез мне сосенку и дубовые доски длиной в один ниндану (пять метров девяносто сантиметров), хотя я предупредил, что за более длинные заплачу на четверть дороже из расчета на один добавочный аммату (локоть), а за сосну — на половину. Видимо, такой сейчас стандарт в этих краях, ничего лучше купец не нашел. Пришлось делать из того, что есть. Остановился на пяти с половиной метровом бермудском палубном шлюпе с кокпитом. Ширина будет девяносто сантиметров, в пропорции к длине шесть к одному. Мачту установлю в одной трети конструктивной ватерлинии от носа. Стаксель три четверти, то есть будет подниматься на семьдесят пять процентов высоты мачты.
Я нанял плотников, которые обстругали доски бронзовыми стамесками с широкими лезвиями до нужной мне толщины, после чего были хорошенько замочены, согнуты между колышками, вбитыми в землю, и оставлены сохнуть. Затем наемные работники под моим чутким руководством изготовили высокий и широкий киль, форштевень, шпангоуты, бимсы, стрингеры, привальные брусья, степ для мачты, банки, планширя, весла, гик, навесной руль. В общем, если не считать последний элемент, потому что сейчас рулят длинным веслом, опущенным с одного борта, предыдущие операции были более-менее знакомы им.
Аморейцы строят беспалубные лодки для рыбаков и купцов, морские и речные, причем среди последних видел плоскодонные баржи длиной метров до двенадцати и грузоподъемностью в несколько тонн. Обшивка встык. Конопатят паклей с финиковых пальм или, что редко, овечьей шерстью и щедро заливают разогретым, жидким битумом. В итоге получаются не шибко мореходные и маневренные, но редко протекающие плавательные средства. Против течения маленькие речные лодки идут на веслах или вдоль берега, отталкиваясь от дна шестами, а баржи тянут волы, ослы, онагры или бурлаки. По течению сплавляются, подруливая. Большие морские, то есть метров шесть-восемь длиной, идут на веслах, ставя при попутном ветре прямой парус.
Пока я занимался корпусом, Буртум сшила стаксель и косой бермудский парус с округлым задним краем и тремя карманами-латами, в которые я вставлю узкие тонкие пластины из пальмового дерева. Ткань была шерстяная, самая грубая и дешевая, но в два слоя и с прошивкой во всю ширину через каждые сантиметров десять. Штормовой парус я заказал у кожевника
Когда занимался всем этим, в гости наведался папаша Буртум. Привел сына лет одиннадцати, предложив купить его на три года за два шиклу. Только вот зачем он мне? Да, мне нужны работники в сезон, но не такие хилые. Да и кормить весь год ради пары месяцев работы неразумно. Выгоднее нанимать, когда нужны. В остальное время хватит Адада, который сейчас пасет ослов, потому что для высококвалифицированной работы не годится, а другой пока нет. Тилия посопел и свалил.
— Что у него случилось? — спросил я Буртум, которая иногда ходит в гости к родителям.
— Он посеял кунжут, но урожай собрал плохой. Хватило только с долгами рассчитаться, а надо купить семенной ячмень, оплатить упряжку с пахарем и на что-то зиму прожить. В холода работы никакой не будет, — печально рассказала она.
Плохому танцору в данном случае помешал кунжут.
— А как он раньше выкручивался? — полюбопытствовал я.
— Раньше поля принадлежали дедушке, который помогал нам всем, но он умер четыре года назад. Каждый из трех его сыновей получил отдельное поле. Мой отец, как самый младший, самое плохое, — поведала она.
Предполагаю, что будь Тилия самым старшим, результат был бы таким же, но разорился, может быть, на год-два позже.
— Тебе повезло, голодать не будешь, — сказал я.
К осени у нее округлилось лицо, сиськи малость подросли и стала не такая мосластая, как раньше.
— Да, господин, — согласилась она.
Через два дня папаша заявился опять. Видимо, так и не нашел, кому спихнуть малолетнего сына, а надо было срочно сеять озимый ячмень, иначе не успеет созреть до паводка.
— Дай мне десять шиклу в долг до сбора урожая под залог поля, — предложил Тилия.
— А какова его площадь? — спросил я.
— Три ику и двадцать мусару (немногим более одной целой и одной десятой гектара), — ответил он.
— Один ику хорошего
