в свои обязанности. Особенно любил поднимать паруса. Во время этого процесса на его лице появлялась детская улыбка. Такое впечатление, что запускает воздушного змея, хотя аборигены даже не догадываются, что такое развлечение возможно.

Купец, который привез мне древесину на судно, утверждал, что купил ее в Эламе, поднявшись вверх по реке Кухранг, текущей с гор, хотя работавшие на него матросы рассказывали, что добирались за пять с половиной дней до порта Льян по морю, следуя в светлое время вдоль берега на юго-восток. То есть это какой-то порт на территории будущего Ирана. Местность там гористая, лесов на склонах много, поэтому древесина должна стоить дешево. Вот я и решил найти этот порт. Плестись вдоль берега мне было ни к чему. Прикинул, сколько могут пройти гребные суда, передвигаясь только в светлое время, за пять с половиной дней (максимум миль двести пятьдесят), и срезал напрямую, сократив путь процентов на пятнадцать-двадцать. Пошли в отрыве от берега, чему мой экипаж сильно удивился. К тому же, двигались не только днем, но и ночью, и средняя скорость была при свежем юго-западном ветре около семи узлов.

К вечеру второго дня увидели берег. Возле моря он был низкий, километрах в трех начинал подниматься метров до четырехсот, а дальше еще выше. Я не знал точно, где мы находимся относительно порта Льян, поэтому решил пройти на юг, пока не стемнеет. До темноты видели неподалеку от берега моря только небольшие поселения. Затем легли в дрейф. Утром осмотримся и решим, что делать дальше.

Спал я на стакселе, расстеленном на палубе перед мачтой. Снилось, что веду на приличной скорости контейнеровоз водоизмещением тридцать тысяч тонн по узкой мелкой речушке, раздвигая берега и не застревая. Мне страшно и одновременно радостно, что у меня получается прорваться. Рядом что-то гупнуло — и я проснулся. Контейнеровоз-тридатитысячник с двумя дизельными двигателями превратился в парусный шлюп грузоподъемностью всего в три тонны с небольшим.

Рядом стоял Гимил, который сообщил, показав рукой в южном направлении:

— Я залез на мачту и увидел там город.

Мог бы подождать с этой новостью, пока я во сне не доплыву по речушке до моря.

15

Льян, поселение тысячи на полторы жителей, располагался на холме возле устья небольшой реки. Наверное, это именно она мне снилась. Стены высотой метра три с половиной сложены из камня, обтесанного слегка. Всего две надвратные башни: одна высотой метров пять выходила к реке, а вторая, на метр ниже — в сторону гор. Пристани не было, ни каменной, ни деревянной. Напротив ворот были вытащены на берег носами две лодки длиной метров семь. Из одной выгружали доски и бревна, на вторую грузили что-то тяжелое в корзинах, кажется, куски спекшейся, грязной, морской соли. По обе стороны от них лежали перевернутыми вверх дном небольшие лодки, рыбачьи и ловцов жемчуга, с десятка полтора которых мы встретили на походе. Увидев шлюп, они тут же подплывали поближе к берегу, а после нашего прохода вернулись к местам промысла. Вода в этих местах очень соленая и чистейшая, дно видно прекрасно, хотя глубины метров десять-пятнадцать.

Я поставил шлюп на якорь — треугольный камень-ракушечник со сквозной дыркой, в которую продет деревянный шток, а к нему прикреплен канат. Он пополз, а потом зацепился за что-то. Если застрял наглухо, обрежем канат и просверлим дырку в другой каменюке. Из города на берег напротив судна вышел бородатый мужик в длинной темно-синей рубахе с рукавами по локоть и кинжалом на поясе в сопровождении двух воинов с копьями длиной метра два и круглыми кожаными щитами, разрисованными черной краской восьмиугольниками, образованными наложением квадрата на другой, повернутый на угол сорок пять градусов, и спросил на эламитском языке, кто мы и зачем приплыли? Точнее, именно так я понял его вопрос и показал ячмень, пересыпав его из правой ладони в левую, и сказал на аккадском, что привез зерно на продажу. Он понял, махнул рукой, мол, оставайтесь, и пошел к воротам.

Вскоре оттуда появились двое безоружных, толстый купец и худой то ли помощник, то ли раб с двумя веслами. Последний перевернул одну из лодок, вытащил на воду, помог сесть хозяину, после чего оттолкнулся и погреб к нам. Адад кинул им кончик, который привязали за выпирающий форштевень, после чего помог гостю подняться на борт.

— Это зерно нового урожая? — спросил приплывший купец на довольно сносном аккадском языке.

— Конечно, — заверил я. — Можешь посмотреть, — и кивнул своему экипажу, чтобы открыли люк трюма, с которого уже сняли защиту от заливания волнами — пропитанную битумом воловью шкуру.

Гость встал на четвереньки, зачерпнул горсть зерен, осмотрел их, понюхал, потер пальцем, попробовал на вкус. Такое впечатление, что считает прошлогоднее зерно несъедобным, боится отравиться. Или это торговый прием, чтобы сбить цену.

Видимо, поверил, что ячмень нового урожая, спросил:

— Сколько тут и по какой цене продашь?

Я ответил, что десять курру, и запросил тройную цену. Сошлись на двадцати пяти шиклу за весь груз.

— Могу заплатить жемчугом, серебром или товарами, — предложил он. — Что тебе надо?

— Металлы, дубовые доски, сосновые бревна, а если останется, возьму жемчугом, — ответил я.

Возле устья Тигра жемчуг тоже добывали, но мало, и был не такой крупный и блестящий, как привозимый из южных районов Персидского залива. Служил украшением и выступал в роли денег при крупных покупках.

— Поплыли со мной, посмотришь товар, — предложил купец.

Добравшись на лодке до берега и убедившись, что и на суше я намного выше него, спросил:

— Ты амореец?

— Сейчас живу в Гуабе. Оказался там из-за кораблекрушения. Приплыл из страны далеко на севере, где в холодное время года в долинах лежит снег, как у вас в горах, — рассказал я.

— Наверное, там трудно жить? — поинтересовался он.

— Легко жить там, где нас нет, — улыбнувшись, перефразировал я.

Купец улыбнулся в ответ и повел меня к городским воротам, пообещав:

— Насчет налога в десятую часть с проданного зерна я сам договорюсь, вычтя его с моей выплаты.

Вот ни разу не удивлюсь, если окажется, что он еще и сборщик налогов. Сейчас принято совмещать государственную службу с частным предпринимательством. На двух ногах стоишь увереннее.

Дома в Льяне по форме не сильно отличались от гуабских, такие же небольшие, без окон, с плоскими крышами, а вот сложены по большей части из камней и обмазаны саманом и с большим количеством деревянных деталей. Длинный