такого лука, пробивает любой нынешний доспех. Чтобы был повод заниматься чаще, устраиваю два раза в год, после сбора озимых и яровых, соревнование по стрельбе из лука на дистанции сто шагов. Занявший первое место получал три шиклу золота, второе — серебра, третье — бронзы. Победитель мог купить раба, или дом в городе, или обеспечить свою семью ячменем года на четыре. Молодежь теперь все свободное время проводит на стрельбище за городом.

После половодья Самсуилуна принялся за накопившиеся проблемы, начав с самой ближней или самой опасной — напал на небольшой город Кисуру, в котором отсиживался Римсина. Этот поддонок опять сумел выскользнуть, а большая часть жителей была убита или продана в рабство. Адаб, Забалам и Умма, находившиеся южнее, сделали выводы и не впустили его. Более того, послали к Самсуилуне делегации, которые выпросили помилование.

Я со своей армией в это время на всякий случай находился рядом с Лагашем, и отряды подчиненных мне городов были готовы быстро присоединиться к нам. Заодно демонстрировал жителям, кто в этом регионе самый сильный и чей сын должен занять место шакканакку после смерти нынешнего. По моей рекомендации Илушубани много времени проводил в Лагаше, куда на лодке привезли его жену. Пусть познакомится со своими будущими поданными, а они с ним. Сват намек понял и несколько раз закатил пиры, на которые приглашал меня с сыновьями и старшими командирами и представителей городской элиты. Вроде бы, знакомство прошло успешно. Может быть, Илушубани им не очень понравился, но знакомый зять шакканакку по-любому лучше незнакомого, а сильный уж точно намного интереснее слабого.

Уверен, что Самсуилуна прекрасно знал, где стоит моя армия, потому движения в нашу сторону не было. Разобравшись с мятежными городами на юге, вавилонская армия отправилась к Лараку, расположенному на берегу Тигра, который тоже покаялся и выпросил прощение, потому что не смог договориться с суккаль-махом Кудузулушей. Как предполагаю, эламиты не рискнули переправляться на правый берег, боясь, наверное, что им в тыл ударят кашшу, с которыми еще не доделили бывшее царство Эшнунна. Как мне сообщил через купцов эламитский свояк, кочевники все еще продолжают мигрировать с Иранского нагорья в Месопотамию, конца и края им не видно. На его счастье, большая часть идет дальше, в междуречье, где лучше пастбища.

Пока Самсуилуна гонялся за Римсиной и приводил к покорности взбунтовавшиеся города на юге и востоке, кашшу на севере оттяпали Аккад и Сиппар. Первый изобразил сопротивление и даже продержался в осаде почти месяц. Самсуилуна прийти на помощь не успел, и жители решили не погибать зазря. Второй по привычке сдался сразу, поскольку никогда не имел склонности к боевым действиям. Купцам даже выгоднее быть под властью кашшу, которые не лезут в торговые дела, только налоги собирают, как умеют. Наверняка ушлые сиппарцы запросто обводят их вокруг пальца.

С наступлением холодов вавилонская армия разошлась по домам, чтобы собраться на следующий год после половодья и опять отправиться на юг, где Римсина в разгромленном Исине собирал недовольных властью Вавилона. К нему примкнули всего сотен пять таких же авантюристов. Не знаю, почему Самсуилуна принимал всерьез этого труса. Наверное, считал равным себе, потомком древнего рода шакканакку Ларсы.

Из-за этого мне опять пришлось проводить мобилизацию и выдвигаться в район Лагаша, а потом возвращаться к Гуабе и располагаться лагерем в междуречье Тигра и Евфрата, чтобы успеть и к Гирсу, крайнему на северо-западе, и к Уру на юго-западе.

Когда вавилонская армия дошагала до стен Исина, самозванец уже был в Уруке. Оттуда собирался перебежать в Ур, но я строго-настрого запретил шакканакку Убарсине принимать его. Более того, если вдруг припрется, убить и отправить труп в Вавилон. Видимо, шпионы передали Самсуилуне мой приказ, и кто-то из приближенных, знавших меня давно, дал ему хороший совет, который я в свое подкинул Хаммурапи. За голову Римсины объявили награду золотом по весу ее. Перед севом озимых произошел обмен подтухшего товара на драгоценный металл.

81

В это время моя армия уже разошлась по домам, а я со старшим сыном Илимаилум — пусть поучится вести переговоры — и небольшой охраной отправился на двух двадцативесельных речных лодках в город Шадуппум, который опять стал эламитским. Позвал меня туда суккаль-мах Кудузулуш. Предстояло пообщаться с Гандашем, правителем кашшу. Как догадываюсь, я должен был выступить в роли злого следователя, чтобы кочевники стали сговорчивее. Мое присутствие и дружеские отношения с Кудузулушем должны были подтвердить слова последнего, что мы не временные союзники, что будем стоять друг за друга горой.

Встреча проходила за городом в кожаном шатре. Таково было условие Гандаша. Его охрана на полусотне колесниц расположилась метрах в двухстах с одной стороны от шатра, моя небольшая — с другой, сотня воинов-эламитов — с третьей. Мы с предводителем кашшу сидели на пятках, чему мои сотрапезники сильно удивились, Илимаилум, Кудузулуш и его наследник Кутирнаххунте — на раскладных стульчиках. Позади хозяина и кочевника стояли переводчики. Нам с сыном, владевшим эламитским языком, он не требовался. На невысокий овальный стол рабы подали серебряные блюда с разным мясом, рыбой, зеленью и сладостями, кувшины с вином, финиковой бражкой и ячменным элем и чаши. Ели руками. Я не стал выпендриваться, демонстрировать вилку и ложку. Дикарь может воспринять это, как признак изнеженности, слабости.

Гандаш был невысок, коренаст. Черные волосы прямые, завязанные в хвост на затылке. Усы и борода подстрижены, не заплетены в косички по аморейской моде. Нос не так велик, как у семитов и разрез глаз другой. Он напоминал мне пуштуна, который учился в институте на три курса старше. Судя по интересу, с каким смотрел на меня, наслышан, но мой внешний вид, наверное, превзошел его самые невероятные предположения. Действительно, для мира смуглокожих кареглазых брюнетов я был самой настоящей белой вороной. Такими принято здесь изображать потусторонние силы зла. Тем более, что постоянно побеждаю их, таких невероятно крутых, и даже умею сидеть на пятках. Я пил вино, Кудузулуш — эль, Илимаилум, Кутирнаххунте и Ганаш — финиковую бражку. Хозяин, его племянник и кочевник с интересом понаблюдали, как я обмакнул в чашу палец и стряхнул капли вина на ковер.

— Доля богини войны Иштар, — прокомментировал я свои действия. — Она любит виноградное вино.

Это губительное пристрастие появилось у богини недавно, когда до Гуабы добрались купцы из Ашшура. В Южной Месопотамии виноград не выращивают. Он не любит засоленные почвы и длительное, чрезмерное увлажнение в период вегетации, совпадающий с разливом Тигра и Евфрата.

Пока ели, обменивались добрыми пожеланиями и