Шрифт:
Закладка:
Вавилония, как, в общем-то, и вся Месопотамия — большая деревня, в которой слухи разносятся почти так же быстро, как в эпоху мобильных телефонов. Вскоре все знали, что шакканакку Гуабы послал Самсуилуну мягко, но далеко: выход плачу маленький, торгую с иноземными купцами, хотя всем остальным это категорически запрещено. Гуаба превратилась в международный торговый центр, сильно потеснив не только другие города царства, но и Дильмун.
Со мной сразу захотели подружиться шакканакку соседних городов. Поскольку у меня были две дочери на выданье, нашлись и два жениха для них. Один был сыном шакканакку Уруа, другой — шакканакку Нины. Оба города были нашими соседями, находились выше по течению Тигра. Я решил, что союз с ними как раз то, что мне надо. Представителю первого города досталась Липитиштар, дочь от жены, второму, который меньше — Маннум, дочь от наложницы. Для купцов из Уруа и Нины были созданы более благоприятные условия в Гуабе и наоборот.
Дурной пример заразителен. До меня доходили слухи, что в Уре и Ларсе, которые раньше делили на двоих иноземную торговлю, тоже начали поплевывать на указы шакканакку Вавилона, только не так нагло, как я. Самсуилуна пока помалкивал. Подозреваю, что ему просто некогда было за пьянками и бабами. Не исключаю вариант, что подчиненные держали его в теплой ванной, отсеивая все неприятные известия. Самсуилуна не желал слышать о нарушителях — и не слышал. Это мудрое решение до поры до времени, пока в ванную не перестанет поступать теплая вода.
А плохие времена приближались. Из-за потепления климата упали урожаи на неорошаемых землях Аравийского полуострова, Малой и Средней Азии, Евразийских лесостепей. Кочевники начали движение туда, где ситуация была лучше. Нашим городам на правом берегу Евфрата приходилось все чаще отбиваться от бывших родственников, которые не хотели расставаться со своими баранами. Элам, Эшнунна и Ашшур отражали натиск кашшу, пришедших с Иранского нагорья. Эти кочевники-скотоводы были не семитами. Внешне похожи на посветлевших мелуххцев. Скорее всего, индоевропейцы, хотя язык их не напоминал мне ни один из тех, что я знал. У них свои боги, законы, культура, резко отличавшиеся от шумерских и аккадских. Самое главное — они пассионарны и гонимы голодом. Это страшная гремучая смесь, способная разнести в клочья любую цивилизацию, попавшуюся на их пути. Пока что им мешала раздробленность. Каждое племя было само по себе. Как только найдется лидер, который их объединит и поведет за собой, амореям несдобровать.
Первый звоночек раздался через шесть лет, но не в Месопотамии, а в Эламе. Видимо, гористая местность была больше по нраву кашшу. Перед самым половодьем ко мне приплыли послы из Суз, привезли дары от своего правителя и известие, что моя дочь Ишмерра родила Кутирнаххунте второго сына. То есть я подогнал их наследнику хорошую жену. Полученная в порядке обмена Унташнапириша родила уже трех девок и всего одного сына, которого назвали Иттинлиниби. По нынешним временам один наследник — это полное безобразие.
Во время пира глава делегации Кидинхутран, сидевший по левую руку от меня, как бы между прочим, проинформировал, что на Элам наседают кашшу, что суккаль-мах Кудузулуш, младший брат предыдущего почившего в прошлом году, и дядя следующего, моего зятя, собирается идти войной на них. Если у меня есть желание, могу присоединиться со своим отрядом. Это была не просьба, а предложение. Откажусь — мое право, не обязан соглашаться. Сделают вид, что не обиделись. Только вот, когда попрошу сам, ответят зеркально.
— Я приду после поводка, если Самсуилуна не надумает напасть на меня. Сами знаете, какие у меня отношения с ним, — сказал я. — Передайте моему брату, пусть подождет меня или моего гонца.
— Да, мы всё знаем. Это всего лишь предложение, не обязывающее тебя ни к чему, — еще раз напомнил посол Кидинхутран.
В политике не бывает ни к чему не обязывающих предложений, а есть проверки на лояльность и способность быть союзником. В первый раз отказывать нельзя. Только во второй или даже третий отнесутся к отказу с пониманием.
72
Армия Элама достаточно многочисленная, но костяк всего тысяч семь-восемь. Остальные — тысяч двадцать — разношерстный сброд, вооруженный и оснащенный, чем попало. По большей части это легкая пехота: лучники, пращники, метатели дротиков. Они хороши для затравки и нападения из засад. Натиск фаланги не выдержат, разбегутся. Впрочем, у кашшу основная ударная сила — легкие колесницы, запряженные двумя-тремя лошадьми-маломерками. Это еще не те, что будут у гиксосов, а потом у египтян, но уже близко. Колеса не сплошные, а с четырьмя спицами, но кривые, даже по ровному едут, как по колдобинам. Экипаж два человека: возничий и стрелок. Вооружены мощными составными луками и дротиками. Лошади защищены кожаными доспехами. Тактика типичная для этого рода войск: налетели, обстреляли, укатили пополнять боезапас. В ближний бой стараются не вступать.
Это всё рассказал мне суккаль-мах Кудузулуш, когда мы сидели в его большом шатре из некрашеной кожи и пили белое вино, привезенное откуда-то из района Закавказья. Правителю Элама сорок девять лет. Голова и борода уже с сединой. На шее и руках коричневые пигментные пятна. Толст, медлителен, быстро устает — то ли возраст сказывается, то ли малоподвижный образ жизни, но мозги работают хорошо.
— Тебе неинтересно то, что я говорю? — спросил он.
— Я знаю всё это. Мой народ часто воюет с такими, как они, — ответил я.
— Мы решили встретить их на вершине холма, поросшего кустами и деревьями, где от колесниц будет мало прока, — сообщил он.
— Они подождут, когда вы спуститесь, и нападут на ровном месте, удобном для них, — предположил я. — Лучше встретим их в долине, где для колесниц самое