Шрифт:
Закладка:
— Скинуть «ворон»! — скомандовал я.
Это было первое боевое применение переходного мостика. Упал он довольно удачно, вогнав «клюв» в доску главной палубы, идущей вдоль бортов, немного перед мачтой. У финикийцев посередине просвет, а не куршея, как будет позже. Баирумы продолжали обстреливать через него тех, кто был на нижней палубе, а я вместе с копейщиками перешел на борт галеры. Нам навстречу тут же выскочили по трапу копейщики. Воины они были неважнецкие. Копьем потыкать — еще куда ни шло, а вот работать щитом, не говоря уже о бое в строю — это не для них. Несколько взмахов саблей — и уцелевшие ломанулись по трапу на нижнюю палубу. Двое не добежали, получив стрелы в спину.
— Сдавайтесь и выходите без оружия и с поднятыми руками! — крикнул я на карфагенском диалекте финикийского языка.
Меня поняли и заорали, чтобы не стреляли больше. Я передал их просьбу баирумам.
— Втянуть весла внутрь и выйти по одному! — скомандовал я.
Первую часть моего приказа выполнили быстро. Вторую — медленнее. Первые шли, как на казнь. Внешне похожи на амореев, только туники короче. Все босые.
— Из какого вы города? — спросил я.
— Дора, — ответил первый из поднявшихся на главную палубу.
Я знал, что это будет самый южный из городов, входящих в цивилизацию финикийцев. У них полисная система, каждый населенный пункт и его окрестности сам за себя. Это один из немногих немаленьких народов, который так и не удосужится создать государство. Карфаген все-таки не совсем финикийское образование, скорее, бастард от матерей разных народов Северной Африки и Южной Европы.
Восемнадцать сдавшихся быстро обыскивали и отправляли по «ворону» на шхуну и дальше в носовой трюм. Галеру обшмонали, все ценное забрали, трупы выбросили за борт, а ее саму взяли на буксир. За двадцатичетырехвесельной гнаться не имело смысла, потому что стремительно летела к берегу. Пусть расскажут землякам, что на странное «круглое» судно лучше не нападать.
68
Я опять на рейде порта Сор, будущего Тира. Пока что он занимает только остров. На берегу напротив неогражденная слобода, храм, кладбище и дальше идут поля. Мы легли в дрейф возле острова-крепости. Неподалеку притормозили несколько лодок рыбаков и просто любопытных, чтобы полюбоваться диковинным судном.
— Передайте на берег, что мы обменяем галеру и восемнадцать рабов на пурпурную краску! — крикнул я.
— Можно посмотреть галеру? — спросил с одной лодки юноша в длинной красной тунике, сидевший на носовой банке, явно не бедный и уж точно не рыбак, но и не человек, имеющий средства на покупку такого судно, скорее, попонтоваться решил перед чужаками, не ведающими, что имеют дело с нарядным ничтожеством.
— Конечно, — разрешил я.
Пока он неторопливо и с видом знатока изучал призовое судно, с берега приплыли еще несколько самых разных плавсредств, пассажиры которых составили ему компанию. Эти уже были серьезными людьми. Затем двое из них, пожилые мужчины в длинных туниках багряного цвета, прибывших на шестивесельной лодке, напросились посмотреть рабов. Пленников вывели и построили на палубе. По выражению лиц визитеров я понял, что они знакомы с теми, кого собираются купить, но делают вид, что это не так. Наверное, и галера им тоже знакома, поэтому осматривали ее недолго, только убедились, что это именно та.
— Сколько ты хочешь за галеру и рабов? — спросил один из визитеров, обладатель трех кривых, рваных шрамов на левой стороне лица, словно леопард полоснул когтями, а может, так и было, которые не смогла скрыть даже густая борода, черная с сединой.
— Семьдесят дебенов (девятьсот пятьдесят два грамма) пурпура, — ответил я.
— Ты с ума сошел! Эта краска дороже золота! За такое количество ее я куплю целую флотилию галер! — возмутился финикиец со шрамами.
Его напарник закивал яростно, поддерживая движениями головы возмущение непотребной ценой.
— Это в Сидоне или Гевале они стоят дешевле, а здесь столько, сколько я сказал, иначе их родственники разделаются с тобой, — произнес я на удачу.
Финикиец напрягся, покосился на рабов, пытаясь угадать, кто из них проболтался. Я не стал развеивать его подозрения, хвастаться своей проницательностью и логическим мышлением.
— Даже здесь, это слишком много. Могу дать десять дебенов, — перешел он к торгу.
— Если много, походи по рынку, найди дешевле! — насмешливо посоветовал я и, чтобы у него не возникло иллюзий, предупредил: — И учти: если вздумаешь напасть на меня, убью твоих людей и сожгу галеру. После чего узнаешь, как именно я сумел с маленьким экипажем одолеть две, набитые воинами. Предыдущие потери покажутся тебе сущей ерундой.
— Во всем Соре сейчас нет столько пурпура, — сообщил он. — Самое большее смогу набрать двадцать дебенов.
— Хорошо. Остальное отдашь золотом, — сказал я.
— И столько же золотом, — продолжил он торг.
Сошлись на двадцати дебенах пурпура и тридцати золота. Финикиец со шрамами отослал на берег своего напарника, а я пригласил его в тень под навесом, натянутым над полуютом. Адад подал нам бронзовые бокалы, отлитые по моим эскизам, и кувшин с финиковой бражкой.
— Ты откуда, чужеземец? — полюбопытствовал покупатель.
— Из страны, где полгода лежит снег, как у вас на вершинах гор. Однажды на наш берег выкинуло твоего соплеменника, галера которого погибла во время шторма. Он рассказал нам о своем народе. Вот мы и приплыли, чтобы посмотреть на вас, купить пурпур, а нас встретили, как врагов, — не смущаясь, придумал я.
— Теперь мы будем знать, что ты наш друг, — нашелся финикиец со шрамами на лице.
— Мой отец тоже говорил: «Кого пока не можешь сделать рабом, назови другом», — поделился я.
Финикиец скривил губы в подобие улыбки, после чего спросил:
— А моя вторая галера где?
— Потеряв капитана и с десяток воинов и гребцов,