К нему относились как к интеллигентскому праведнику, даже святому, если такие бывают. Идеологи начала 1990‐х пытались превратить образ Сахарова в некий аналог «демократического Ленина», в образец гражданственности. Но, надо сказать, старания оказались напрасными. Авторитет Сахарова оказался высоким, но… его почти не читали, даже политологи и историки. Ему открывали памятники, но доходчиво объяснить школьникам, что это был за человек, и чем он велик, «властители дум» ельцинской России не сумели. Скорее всего, их просто увлекали дела более суматошные, злободневные и доходные. К тому же идеи Сахарова о конвергенции социализма и капитализма мало напоминали реальность, сложившуюся к середине девяностых, — власть криминала и «назначенных» сверху олигархов, помноженная на популизм политиков, щедрых на невыполнимые обещания. А уж для отечественной науки это были, несомненно, годы нищеты и депрессии. И главное, после упразднения СССР мир не стал безопаснее, в особенности — для бывших советских граждан.

Так и остался Сахаров, по большому счёту, непонятым и непрочитанным.

Несмотря на монументы, музеи и центры, носящие его имя.

Но это, увы, удел многих крупных личностей.

А люди, понимающие в науке, резонно отмечают: «Жаль, очень жаль, что он ушёл в политику… Да ещё и так рано». В последние годы жизни он просто закопал свой талант, а это последнее дело. Неужели политика может быть чем-то привлекательнее работы в высшей лиге физиков?

Как Дмитрий Лихачёв открыл тайну Древней Руси

28(15) ноября 1906 года в семье с купеческими и инженерными традициями родился Дмитрий Сергеевич Лихачёв — будущий академик, во многом открывший древнерусскую литературу для ХХ века.

Шутник и контрреволюционер

Он часто вспоминал, что его предками со стороны матери были старообрядцы, купцы-старообрядцы. Видел в этом нечто важное. Отец — тоже из деловых людей — стал инженером-электриком. Они познакомились на редкость романтично — на танцах в яхт-клубе, когда выиграли первый приз за мазурку. Потом Лихачёвы проводили лето в Куоккале, неподалеку от Репина, Чуковского, Пуни… Будущий академик окончил знаменитую гимназию Карла Мая на Васильевском острове — и, в отличие от многочисленной родни, техническому образованию предпочел гуманитарное.

Вместе с приятелями-студентами он вошел в полушутливую «Космическую академию наук». Там они друг перед другом выступали с докладами, спорили. На первую годовщину «Академии» кто-то из шутников отправил им телеграмму-поздравление от Папы Римского. Этот розыгрыш оказался опрометчивым: за молодыми озорниками стали внимательно следить. А Лихачёв, как назло, в феврале 1928 года подготовил шутливый доклад о величии старой орфографии, отмененной большевиками. Компетентные органы оценили юмор и изящество стиля пятью годами «за контрреволюционную деятельность». Cрок он отбывал на Соловках и на строительстве Беломоро-Балтийского канала. Наблюдал за уголовниками как исследователь. В лихачёвском наследии есть такие вещицы как «Черты первобытного примитивизма воровской речи» и «Картёжные игры уголовников». Он порой публиковался в местной газете даже, пребывая в Соловецком лагере.

После освобождения — даже досрочного — возобновить научную карьеру было непросто. Лихачёв стал корректором в издательстве академии наук. В наше время библиофилы гордятся книгами, в которых в числе корректоров значится его имя. Судимость с него сняли в 1936 году — только после этого, с проволочками, Лихачёв сумел вернуться к исследованиям. Ему ещё предстояло пройти через круги блокадного ада. Он пережил самую черную — первую ленинградскую фронтовую зиму, и только летом 1942 году, вместе с семьей, старшего научного сотрудника Пушкинского дома эвакуировали в Казань.

Профессор и лауреат

Приходилось слышать, что после лагеря он «на всю жизнь испугался», превратился чуть ли не в «человека в футляре», застегнутого на все пуговицы. А он просто был человеком строгих правил, консерватором по духу. Но нужно было дать себе труд увидеть за его строгой речью незаурядного исследователя, который гораздо интереснее первого впечатления о себе.

Его дебютная книга вышла во время Великой Отечественной — в 1942 году: «Оборона древнерусских городов». Он написал её в блокаду, в холод и голод, вместе с историком, археологом Марией Тихоновой. Оказалось, что в трудном научно-популярном жанре Лихачёв чувствует себя вполне удобно. Хотя когда его положение в научном мире укрепилось, Дмитрий Сергеевич на несколько десятилетий ушел в чистую науку. В 1947‐м он защитил докторскую, регулярно выходили монографии молодого учёного, которые пришлись ко двору во время послевоенного интереса к прошлому России. Его концепции вписывались в новые представления о патриотизме, формировавшиеся в те годы. К 1953 году недавний лагерник стал и доктором филологии, и лауреатом Сталинской премии, и член-корром Академии наук.

Достигнув академических регалий, он не притормозил, как это часто бывает, исследовательскую работу. Свои главные книги Лихачёв написал, будучи уже доктором наук и лауреатом. Следующие двадцать лет он посвятит двум трудам, которые стали классическими для русской филологии: «Человек в литературе Древней Руси» и «Поэтика древнерусской литературы». Эти книги сформировали филологическую школу, которая не угасла и в наше время, и дали ключ к познанию русской культуры допетровского времени, к познанию не только литературных жанров, но и человеческих характеров. Иногда Лихачёв вмешивался в академические споры, которые выходили за пределы университетских аудиторий. Например, когда историк Александр Зимин выступил с гипотезой, опровергавшей традиционную датировку «Слова о полку Игореве», Лихачёв бросился в бой, доказывая древность этой эпической поэмы.

«В защиту национальных традиций»

Древнерусская культура к началу 1970‐х превратилась в своего рода интеллектуальную моду. Вовсю заработал туристический маршрут «Золотого кольца России». Реставрировались (конечно, медленнее, чем хотелось бы) монастыри и храмы. Внимательнее стали относиться и к допетровскому литературному наследию. Лихачёв вместе с главным редактором издательства «Художественная литература» Валентином Осиповым придумал уникальный проект — книжную серию «Библиотека «Памятники литературы Древней Руси»». Более 200 памятников, от XI до XVII века, с научной подготовкой текстов, с переводами на современный русский и комментариями. Тираж для такого рода изданий был немалый — от 50‐ти тысяч. Но раскупали эти тома мгновенно.

Дмитрий Лихачёв

Конечно, его научные книги не могли конкурировать с сенсационной литературой, и всё-таки «достать» их было непросто, а у букинистов в «самой читающей стране мира» они шли по повышенной цене.

Лихачёву нравилась патриархальность отношений, очаровательный церемониал, проверенный временем, долгой университетской и исследовательской традицией. Всегда вставал ровно в 8 утра, в определенное время прогуливался, в определенное время работал, не избегал дневного сна. Его считали педантом, которого интересуют только собственные занятия. Но Лихачёв умел и рискнуть. В 1962 году он послал писателю Михаилу Шолохову не только свою книгу «Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого», но и весьма эмоциональное