Главными событиями в её жизни были не какие-то аппаратные достижения или награды, а те минуты, когда «открывалась живопись» или музыка. Работать в музее, в который часто (да почти каждый день!) выстраивались километровые очереди неравнодушных людей — это и есть счастье.

Музей в лихие годы

Пришли новые времена — жестокие, равнодушные к изящным искусствам, да и вообще к культуре. Дикий капитализм девяностых. Её награждали, чествовали — а Ирина Александровна спокойным профессорским тоном вполне дипломатично произносила вовсе не те речи, которых ожидали от неё чиновники; многие из них оказались просто временщиками. Они считали её музейным экспонатом, «английской королевой» — а Ирина Александровна оставалась самой собой. С энергией, с новыми идеями, которые она была готова отстаивать, не дожидаясь попутного ветра. Она говорила: «Я за социализм. Потому что ничего лучше пока не придумано и не опробовано». Спокойно и уверенно произносила эти слова, крайне немодные в девяностые. Это вовсе не означает идеализацию той системы, которая сложилась в СССР. Но с теми ценностями, которые шумно заявили о себе после распада страны, Ирина Антонова ни согласиться, ни ужиться не могла. Она отстранялась от них по-королевски — и проводила новые фестивали, выставки, школы. Сохранила свой островок на Волхонке — и даже расширила его владения, создав целый музейный квартал.

О том, что её действительно интересовало, Антонова умела говорить и просто, и сложно одновременно. Это качество прирожденного просветителя, если угодно — популяризатора искусства. Редкий и потому ценный талант. Прислушиваясь к ней, мы действительно менялись, начинали что-то понимать в жизни и в искусстве — и прежде всего, убеждались, что они неразделимы. Очередь в музей чуть поредела: люди в те годы не жили, а выживали. Но продолжались декабрьские вечера, которые после ухода Рихтера взял под свое крыло Юрий Башмет. Событиями в культурной жизни стали такие выставки как «Москва Берлин» и «Золото Трои».

Незаменимая

Когда Антонова в почтенном возрасте оставила кабинет директора и стала президентом музея, казалось, что это лишь почетная пенсионная синекура. Ничего подобного! Свои дни Антонова по-прежнему расписывала по минутам: встречи, интервью, исследовательская работа, лекции, выставки, спектакли, музыка, новые знакомства с людьми, которые могли бы быть полезны Делу… Из музея и музейной жизни она не уходила, своих начинаний не бросала.

Сколько бы времени ни прошло, место Ирины Антоновой в нашей культуре не будет занято. Оно — рядом с Иваном Цветаевым, основателем Музея изящных искусств, который мы знаем как Пушкинский. В России немало замечательных музеев, там подчас работают талантливые директора, преданные своему делу, но заменить Антонову невозможно. Зато и позабыть нельзя.

Век Калашникова

Почему весь мир знает фамилию русского оружейника?

Обыкновенная история. В селе Курья Алтайской губернии в семье крестьянина Тимофея Калашникова родился семнадцатый ребёнок. Назвали его Михаилом. Они не считались коренными сибиряками: на Алтай Калашниковы переселились с Кубани, по «столыпинскому призыву», в 1910 году. Хозяйство их было не слишком зажиточным, но крепким, и в 1930‐м старшего Калашникова признали кулаком. Наказали его, по меркам того времени, не слишком строго: вместе с семьей заставили переселиться в Томскую область. Михаил окончил семилетку. Что дальше? Крестьянский труд его не привлекал: мальчишка мечтал работать с техникой. Однажды ему удалось разобрать и собрать браунинг — и этот день запомнился Калашникову на всю жизнь: он ощутил себя настоящим мастером, которому подвластна хитрая техника. Но сын кулака не мог получить паспорт и переехать в город… Пришлось прибегнуть к хитрости, даже к подделке документов. В результате с семнадцати лет Калашников работал на Туркестано-Сибирской железной дороге. Он стал секретарём политотдела, но техника интересовала комсомольца сильнее, чем бумагооборот и марксистские премудрости.

Сержант с планшетом

Путь к изобретениям открыла ему армия. Гимнастерку Калашников надел в 1938‐м. Своей солдатской специальности — «механик-водитель танка» — он соответствовал вполне. Пытался постичь тайну механизмов, не расставался с планшетом, с тетрадками, постоянно вёл какие-то расчёты…

Михаил Калашников

Из первых изобретений Калашникова назовём три: инерционный счётчик выстрелов из танковой пушки, специальное приспособление для пистолета ТТ, которое увеличивает эффективность стрельбы через щели в башне танка, а также счётчик моторесурса танка. Молодого рационализатора даже вызвал для доклада генерал армии Георгий Жуков, и счётчик получил достаточно широкое распространение. Правда, в звании Калашникова не повысили, а чтобы стать конструктором, ему не хватало образования. И всё-таки несколько месяцев он дорабатывал свое внедрение на почтенном ленинградском заводе «Звезда», после чего вернулся в армию.

С первых дней войны он сражался в танковых частях. Познал горечь отступлений лета 1941 года. Несколько недель на фронте — это опыт ни с чем несравнимый. В бою под Брянском старший сержант Калашников, командир танка Т-34, получил тяжелое ранение. «Гулкое эхо ударило мне в уши, на мгновение в глазах вспыхнул необычайно яркий свет… Сколько был без сознания — не помню… Кто-то пытался расстегнуть на мне комбинезон. Левое плечо, рука казались чужими», — таким запомнился ему тот день. Первую помощь оказал раненому сельский фельдшер. А потом он надолго оказался на госпитальной койке.

Там Калашников и поставил себе задачу: создать лёгкое и неприхотливое автоматическое оружие. Заболел этой идеей. Ранение помогло ему из бойца превратиться в оружейника. Да, этот сюжет напоминает сказку, хотя, если вдуматься, ничего невероятного здесь нет: оказавшись наедине с самим собой, молодой боец размышлял о том, что его увлекало — о механике, об оружии. И, оказавшись в тылу, стремился стать настоящим оружейником.

В Казахстане, во время отпуска по ранению, он создал свой первый пистолет-пулемет, который после некоторых доработок был отправлен в Главное артиллерийское управление СССР. «Промышленного интереса не представляет», — таков был вердикт специалистов, отметивших и «многие подкупающие стороны» оружия. Но проект не пропал даром: Калашникова зачислили в состав Центрального научно-исследовательского полигона стрелкового и миномётного вооружения. Он получил работу, которая соответствовала призванию.

Из нашего времени, со стороны долгая жизнь Калашникова выглядит сплошным триумфом. Ордена, премии, регалии, открытия, всесоюзная, да и всемирная слава… Несомненно, это история успеха, не уступающая стандартам «американской мечты». А точнее — реализованная советская и русская мечта, связанная с давними традициями наших оружейников. Но, наверное, больших побед не бывает без болезненных поражений, без тяжёлых уроков. Калашников мечтал создать оружие победы, мечтал — как оружейник — внести свой вклад в разгром Германии, во взятие Берлина. Не получилось. Разработок и предложений было немало, но ни один из его проектов в годы Великой Отечественной не был реализован