Кустодиева уже давно не было на свете, он подарил Семёнову его копию с такой надписью: «Портрет хорошо сохранился, а мы здорово постарели. Но в душе мы оба такие же молодые и глупые, как выглядим на портрете».

Пётр Капица

Основные эксперименты они проводили в области атомной физики — измеряли скорости молекул, снимали рентгенограммы металлов, исследовали сенсационные открытия Нильса Бора и Эрнеста Резерфорда, самостоятельно разработали метод определения магнитного момента атома.

Британская командировка

В то время считалось — и, видимо, резонно — что, не пройдя практику в лучших европейских лабораториях, невозможно выйти на высший уровень экспериментальной физики. По протекции Иоффе и Горького молодого учёного командировали в Великобританию. Он прибыл туда вместе с учителем — и сначала они договорились о годичной командировке. Капицу приняли стажером в Кавендишскую лабораторию профессора Резерфорда. Там Капица задержался на целых 12 лет. Он оставался советским гражданином, внимательно следил за всем, что происходило на Родине. Он стал доктором Кембриджского университета. И одновременно — доктором физико-математических наук в СССР. Несколько раз Капица в те годы приезжал в Ленинград и в Москву. Читал лекции, принимал участие в научных заседаниях. Его — по предложению Иоффе — избрали членом-корреспондентом академии наук. Резерфорд долго к нему присматривался — но в конце концов признал русского учёного ровней.

Весь мир пересказывал байки о находчивости экспериментатора из Москвы. Однажды Капицу пригласили в некую инженерную фирму — починить электродвигатель. Он попросил принести молоток, стукнул им по двигателю, и тот заработал. Поскольку гонорар в 1000 фунтов был получен заранее, руководитель фирмы попросил обосновать такую сумму «всего лишь за удар молотком». Капица обосновал: один фунт за удар молотком, 999 фунтов — за то, что он знал, куда надо ударить.

В туманном Лондоне Королевское общество вскоре предоставило для него хорошо оснащенную лабораторию… Аппараты Капицы по сжижению водорода и гелия, сконструированные на основе его собственных методов, оказали революционное влияние на науку. Исследуя природу жидкого гелия, он стал знаменитостью. Возможно, тогда родился один из его насмешливых афоризмов: «Когда теория совпадает с экспериментом, это уже не открытие, а закрытие».

Капица не забывал московских друзей. Привозил им из Британии не только отрезы шерсти, но и научные инструменты, а Кустодиева снабжал дефицитными красками.

Московская лаборатория

В сентябре 1934 году он приехал в Москву, чтобы прочесть курс лекций, но остался на Родине навсегда. Капице дали понять, что командировка окончена, и он необходим советской науке. Он возглавил научный Институт физических проблем, специально организованный для исследований Капицы. Кстати, оборудование британской лаборатории, которую он возглавлял, Советский Союз тоже приобрел у англичан. Резерфорд сказал: всё равно в этих аппаратах никто кроме Капицы никогда не разберется. Иногда пишут, что учёного чуть ли не арестовали, что его силой заставили не покидать Россию. Это не совсем так. Он действительно не сразу получил в СССР достойные условия для работы, Капицу раздражала бюрократия. Но он никогда не собирался навсегда оставаться в Британии и понимал, что 12 лет — предельный срок, что пора создавать своё научное гнездо на Родине. Кстати, из Лондона он привёз новую семью. Его женой стала дочь академика-кораблестроителя Алексея Николаевича Крылова. Привёз он из Лондона и двух маленьких сыновей — Сергея и Андрея. Оба станут известными учёными, профессорами, а первый — ещё и всенародно известным телевизионным ведущим, настоящим просветителем.

Пётр Леонидович свободно говорил по-английски, но мыслил всегда по-русски. И таких душевных друзей, как в России, в Лондоне у него не могло быть. Ведь непринужденно перебрасываться шутками и парадоксами можно только на родном языке. А в этом — суть характера Капицы. Многим казалось, что он и работает играючи. Это и так, и не так. Капица терпеть не мог напускать на себя серьёзный начальственный вид. Но был требователен и к себе, и к сотрудникам, которые, как правило, понимали его с полуслова.

В своём Институте на Воробьевых горах он не терпел разгильдяйства. Однажды, выглянув в окно, Капица увидел чрезвычайно замусоренный двор. «Сколько у нас дворников?» — спросил он. Ему ответили, что трое. «Уволить двоих, а зарплату оставшемуся утроить». На следующее утро двор был убран идеально, а мусор стали вывозить вовремя. Это, казалось бы, пустяки. Но точно так же Пётр Леонидович решал и куда более важные проблемы. Он терпеть не мог демагогии, разговоров о будущем, о планах. Либо всерьёз говорить о науке — либо кратко рассказывать о профессиональных проблемах. Третьего не дано. Иначе просто времени не хватит на главное.

Во время ежовского большого террора учёные, как, впрочем, и другие люди, пребывавшие «на виду», оказались под ударом. Капица не боялся заступаться за арестованных. Ему удалось вызволить из тюрем физиков Владимира Фока и Льва Ландау. Почему? Капица умел находить аргументы, которые производили сильное впечатление на Сталина. Пётр Леонидович писал: разбрасываться такими учёными непрактично, это потеря для нашей экономики. Отстранить от работы Фока или Ландау — все равно, что не использовать на пользу науке совершенный механизм. Эти слова встречали понимание. Их отпустили. Фока — практически сразу, Ландау — через несколько месяцев. Причем последний действительно был троцкистом и собирался принять участие в политическом перевороте… Но Капице удалось всех убедить, что главное для молодого гения «Дау» — физика. А на остальное можно закрыть глаза. Надо ли говорить, что эти старания могли оказаться опасными для самого Капицы? Не зря его ещё в Первую мировую считали бесстрашным.

Сам Капица выглядел в московском научном сообществе белой вороной. Тут дело не только в советской специфике, так случилось бы в любой стране. Он был слишком глубоко погружен в свои раздумья. Удивляли и его короткие штаны — бриджи, и вообще — склонность к франтоватой одежде. И его абсурдистский юмор. И независимость. Он всегда демонстрировал свою «особость». Не любил подчиняться. Когда ему предлагали заниматься оборонными технологиями — как правило, отказывался. «Мы же, учёные, как актеры, любим славу, любим появляться в прессе… А оборона — дело секретное. Это не для меня». Хотя, конечно, его открытия здорово помогли военным. И изучать атом он начал одним из первых в мире.

Во время Великой Отечественной войны Институт Капицы эвакуировали в Казань, а сам учёный работал над внедрением в производство кислородной установки, необходимой для производства взрывчатки. Работал днём и ночью, до полного изнурения. Это были блистательные устройства. Он ведь был и блистательным изобретателем — Курчатовым ХХ века. Сколько аппаратов, машин сконструировал Капица… И установку для производства жидкого кислорода он,