— Знаете, в чем главная опасность такого вот сектантского мышления? — поинтересовался Аверин.

— И в чем же?

— Их с первого дня убеждают в том, что они — исключительные, замечательные, невероятные и уникальные. Убеждают достаточно активно, как мать, которая твердит своему чаду, что оно, чадо это, лучше всех на свете. Только здесь мы имеем не слепую любовь матери, а якобы аргументированное убеждение. Оно дает плоды очень быстро, людям приятно верить, что они — хорошие. Что нужно было делать раньше, чтобы считаться замечательным человеком?

— Да хоть что-то делать, — криво усмехнулась Ника.

— Вот именно. А в «Белом свете» поначалу не требуется ничего. «Ты с нами — уже этим ты прекрасен». А дальше, когда «Белому свету» что-то понадобится, его адепты пойдут на что угодно, лишь бы не утратить статус исключительных личностей.

Перед глазами снова стояло лицо младшей сестры. Даша, милая, робкая, раньше и мухи не обидевшая бы, первой полезла в драку с полицейскими.

Это Ника знала наверняка — что первой. Когда Даша ушла из дома, она двинулась следом. Она держалась на расстоянии, скрывалась, потому что понимала: слушать ее никто не станет. Ника просто хотела узнать, что же будет дальше.

И узнала — на свою беду. Она видела все: как Даша и ее новые друзья веселились, пока им было дозволено. А как дали команду — полезли в драку. Сразу же, без единого вопроса. И все это кто-то снимал, а кто-то вел прямой эфир, во всем чувствовалась режиссура и показуха.

— Так значит, самое страшное — это то, что они у нас теперь все исключительные без исключения? — поморщилась Ника.

— И даже не это, хотя настолько завышенная самооценка еще никого до добра не доводила. Самое страшное — это грядущий разрыв в обществе. Наравне с мыслью о собственном превосходстве адептам «Белого света» прививают и испытанную временем мысль «Кто не с нами — тот против нас». Если есть умные, должны быть и тупые. Есть прекрасные — должны быть уродливые. Общий смысл вы поняли. Это уже видно на примере некоторых рекламных кампаний… Внешность, сформированная активным потреблением замгарина, теперь преподносится как высшая красота. Так ведь и это еще не все! Сейчас уже осторожно намекают, что иная внешность — это вчерашний день, не в моде. Видите, что происходит, Вероника? Людей, не потребляющих замгарин или выступающих против него, преподносят как тупых, страшных, ничтожных. Ненужных! А что можно делать с ненужными людьми?

— Да все, что угодно…

Она прекрасно понимала, к чему он клонит. Если человек для тебя по умолчанию и не человек даже, его не жалко. А если он враг? Мыслит не как ты, мешает тебе добраться до любимой игрушки? Можно избить без жалости. Или убить без жалости. В любом случае, жалости «не таким» скоро не хватит.

И снова хотелось возразить — и снова память возвращала ее в миг, где Даша, ее любимая сестренка, бросалась на людей, как дикое животное.

— Но не может же быть так плохо? — Ника с надеждой посмотрела на своего собеседника. — В какой-то момент они должны остановиться, задуматься… очнуться!

— Не очнутся они уже. Потому что очнуться — это принять все негативные последствия своих действий. Посмотреть в зеркало трезвыми глазами и ужаснуться. На такое способны только люди с очень сильной волей, а люди с сильной волей туда и не попадают.

— Вы хотите сказать, что я уже потеряла сестру?..

— Нет, я хочу сказать, что сама она не выберется. Нужно централизованное воздействие… Был уже в истории прецедент, когда группа людей вдруг возомнила себя высшей расой, дала себе позволение убивать и подчинять других. Вы, надеюсь, знаете, к чему это привело. «Белый свет» — куда меньшая проблема, но это пока. Нужно предпринимать меры на государственном уровне, искать хороших специалистов по уничтожению сект, психологов, точечно работать с пострадавшими… Вот тогда еще можно что-то исправить.

Ника только кивнула. Она не умела спорить с Авериным, не научилась просто — он слишком много знал, слишком легко давил ее аргументами. Но поверить ему она все равно не могла, потому что… Это уже слишком! Сравнивать адептов замгарина с фашистами — ну кто так делает? Пока самым большим проявлением агрессии со стороны «Белого света» была вот эта потасовка на митинге. Но это же не война!

Она хотела отмолчаться, оставить свои убеждения при себе, однако обмануть Аверина было не так-то просто. Он окинул ее тяжелым взглядом и заключил:

— Вы мне не верите.

— Нет, я… Я не то чтобы не верю…

— Первый виток эмоционального стресса у вас уже прошел, думаю, вы готовы к новому. Зайдите в интернет.

От такой неожиданной смены темы Ника совсем растерялась.

— Что?..

— Зайдите в интернет, — терпеливо повторил Аверин. — И посмотрите, какое освещение в СМИ получила вчерашняя потасовка.

Ох как ей не хотелось этого делать… Не было еще случая, чтобы Аверин оказался не прав. Ника просто не знала, в чем именно он будет прав на этот раз, зато не сомневалась, что ей это не понравится. Хотелось отстраниться от всего, уютно спрятать голову в песок и сделать вид, что она ничего не слышала.

Но — нельзя. Поэтому она открыла браузер на смартфоне и сразу же перешла на портал, все еще возглавляемый Людой Клещенко. Потом — на другой, на третий, на сайт крупной газеты… И везде ее встречало одно и то же.

Ложь. Наглая — но при этом удобно повторяющаяся так точно в разных источниках, что вполне могла бы сойти за правду.

Мир должен был знать, что адепты «Белого света» вообще не сопротивлялись. Стояли себе, песенки пели, никого не трогали, когда на них налетела черная стая варваров. Побили ни за что, просто за иные убеждения. И фото, фото, очень много ярких фото… В том числе и Даши.

Даша, сидящая на асфальте, истекающая кровью, выглядела такой маленькой и несчастной, что сердце сжималось. Никому и в голову не пришло бы, что эта девочка с дикой яростью бросалась на двухметрового мужика и норовила выцарапать ему глаза острыми ноготками. Не может быть, вы что!

Все было подано так грамотно, что Ника невольно начала сомневаться в собственных воспоминаниях. А уж о том, что подумают люди, далекие от тех событий, и гадать не приходилось!

— Но это же… неправда! — прошептала Ника.

— Нет, это как раз правда, — невозмутимо уточнил Аверин.

— Что?.. Как вы можете? Вы меня совсем не слушали?

— Вероника, я вас слушал, а хотелось бы, чтобы иногда бывало наоборот. Это — та