— Да менты же поганые!

— Что? Почему?

— Потому что он их троллил постоянно, — ответила Даша. Она уже не плакала, зло и быстро стирая с лица последние слезы. Похоже, очередной скачок настроения проявил себя.

— Так, Дашунь, притормози, а? Почему ты так убеждена в этом?

— Да все наши чаты уже гудят! Все знают, что случилось! Антошу уже не вернуть… Но если они думают, что останутся безнаказанными, то очень зря!

— Что ты собралась делать?

— Не я, а мы! Мы заставим их заплатить, вот увидишь!

Горе и боль были отброшены, они покорно уступили жажде мести. Даша мячиком подскочила на ноги, чувствовалось, что ее переполняет энергия, как после хорошей такой дозы кофеина. Она теперь лихорадочно оглядывалась по сторонам, словно надеясь увидеть у стены свой верный рыцарский меч, с которым она в ближайшее время пойдет на дракона.

Ника уже видела сестру в таком настроении, и в эти моменты Даша была способна на что угодно, только не на здравомыслие.

— Давай обсудим это!

— Нечего тут обсуждать! Первый сбор уже вечером, мы не простим!

— Но куда именно вы собираетесь идти?

— К участку, начальника которого Антоша вызывал на откровенный разговор!

— Даша, вы торопитесь с выводами, — убеждала ее Ника. — Произошло убийство человека, это страшно, чудовищно. Но его нельзя расследовать за пару часов! Тебе не кажется, что вы просто назначаете виноватых? И не вы даже, а кто-то за вас?

— Хватит! — раздраженно поморщилась Даша. — Лучшее, что могут сделать сейчас пасты, — помочь нам, показать, что вы не все одинаковые!

— Дарья, что ты несешь?!

— А не можешь помочь — не мешай, но стоять у меня на пути я тебе больше не позволю!

Сказала — и рванула к выходу, а минутой позже Ника услышала, как в прихожей хлопнула дверь. Она осталась в квартире одна, растерянная, как будто помоями облитая.

Первым импульсом было бежать за Дашей, но на этот раз она не поддалась. Она сможет только наблюдать со стороны, в тусовке замгаринщиков она всегда будет чужой.

Все случилось слишком быстро, слишком неожиданно… а толпу уже кто-то направил! Похоже, этого несчастного Антошу Мамалыгу просто использовали как разменную монету. Но почему его, почему сейчас?

Сама она бы не догадалась, а надежный источник информации у нее по-прежнему был только один, и Ника потянулась за телефоном.

Они очень редко в последнее время встречались с профессором Авериным. Порой она забегала к нему по вечерам, помогала с уборкой квартиры, готовила — только так она могла отплатить за его помощь и советы.

Но застать его дома становилось все сложнее. Он сдержал свое слово и перешел к активной борьбе с «Белым светом». Он писал статьи, выступал по телевизору, помогал с разработкой законопроектов. В «Белом свете» его знали и на дух не переносили, тот же Антоша Мамалыга не раз называл его исчадьем ада и новым воплощением Гитлера на земле. Аверин все это привычно игнорировал, он шел к своей цели с упорством танка, посвящая ей все свое время.

И все же это давалось ему нелегко — годы тоже просто так не отменишь. Когда он все-таки ответил, Ника мгновенно уловила в его голосе абсолютную, бесконечную усталость.

— Слушаю, Вероника.

— Денис Владимирович, извините, что отвлекаю… Вы про Антона Мамалыгу уже слышали?

— Да кто ж про него не слышал? — невесело рассмеялся Аверин. — Печально все это, Вероника. Дурачка этого жалко, как и любого человека, но дело ведь совсем не в нем. В этом истинный цинизм ситуации: умер он — а дело не в нем.

— Мне тоже так кажется, но я не могу объяснить, почему…

— Все очень просто: из него сделали сакральную жертву. К этому давно все шло, вопрос был только в том, кого назначат. Думаю, Мамалыга стал проблемным или просто отработал свой ресурс.

— Не хочу показаться совсем уж безграмотной, но сакральная жертва — это?..

— Смерть или иное очевидное страдание, которое объединяет сторонников одной идеи. Страдание — очень мощный ресурс, который не стоит недооценивать, Вероника. Впервые «Белый свет» попытался использовать его на разгонах своих митингов. Но там ничего трагического не произошло, силовики действовали осторожно, а парочку мажоров с синими задницами никому по-настоящему не жаль. Дальше оставалось два пути: ждать, пока сакральная жертва появится естественным образом, или обеспечить ее самостоятельно, такую, как надо.

— И Антон Мамалыга подошел идеально, — догадалась Ника. — Они все его знали и любовно называли Антошей. Дашка моя уверена, что потеряла близкого друга, хотя видела его всего пару раз и издалека!

— Вы мыслите в верном направлении. Вообще, прием сакральной жертвы работает на два направления. Первое — это объединение ради мести. Убит один из нас, семья понесла потери, не забудем, не простим! Это примерно так работает. Второе направление — самосохранение. Работает логика «Убит один из нас — убьют и остальных». Теперь адепты «Белого света» будут не просто мстить. Они уверены, что таким образом, запугивая условных врагов и укрепляя свои позиции, они защищают собственную жизнь и здоровье.

— И что… что теперь будет?

— Я не знаю, — вздохнул профессор. — И никто не знает, даже те, кто это устроил. Точно предсказать поведение адептов невозможно, потому что оно обусловлено в том числе и замгарином, а замгарин — слишком новое явление. Но кое-что уже началось: они с самого утра расписывают стены угрозами. Думаю, к вечеру стоит ждать стычек с полицией и стихийных митингов, в течение недели — портретов Антона Мамалыги во всех возможных местах, наскоро сочиненных плохоньких песен и статей, а также куда более организованных шествий.

— Да уж… Моя Дашка уже ускакала, а куда — я представляю лишь отдаленно.

— Вероника, послушайте… Постарайтесь в ближайшие дни удержать свою сестру дома. Потому что одна из особенностей использования сакральной жертвы в том, что эффект, даже если он получился значимым, все равно не вечен. Рано или поздно понадобится новая жертва, и вопрос только в том, кто ею станет.

* * *

Антона Мамалыгу ему было не жаль.

На самом-то деле мало кто жалел этого мелкого паразита, кроме совсем уж упоротых замиков. Даже дружки Мамалыги, кажется, вздохнули с облегчением, хотя на камеру дисциплинированно плакали. А обычным людям он даром не упал, но говорить об этом они по большей части стеснялись. В такие моменты чувствовалось, как глубоко щупальца новой цензуры проникли в общество, скрутили, присосались и уже не отпустят.

Даже Женя, которая «Белый свет» на дух не переносила, при упоминании Мамалыги старательно делала скорбную мордашку. И только Макс уверенно заявлял:

— Собаке —