угодно, если он хочет быть принятым». Это тонкая грань, по которой нужно уметь пройти. Заставить людей принимать замгарин, например, сложно. Сложнее, чем заставить поддерживать его, не принимая.

— Но если это влияет на рынок и на политику… что же тогда получается? — растерялась Ника.

А вот ее собеседник растерян не был.

— Получается инструмент контроля над обществом. Политика, на самом деле, тоже сводится к рынку: законники решают, что, где и как продавать. Ради дальнейшего распространения замгарина нужно контролировать этот момент.

— У нас же такого нет! Как бы я ни относилась к «Белому свету», я должна признать, что они тихие и мирные!

— Пока тихие, — уточнил Аверин. — И пока мирные. Потому что есть команда оставаться тихими и мирными. Как только поступит другая команда, их заставят вести себя иначе.

— Но ведь замгарин делает их очень спокойными!

— Вы в самом деле так думаете? Увы, он не избавляет от агрессии, он просто делает ее управляемой. Надо сказать, что после двух месяцев непрерывного приема замгарина человек поддается манипулированию куда легче. Это средний срок, разумеется, у всех по-разному. Причем сам человек этого не осознает, его управляемость прикрывается высшими ценностями. У него появляется чувство сопричастности к чему-то великому, смысл жизни, если использовать совсем уж пафосный вариант. Многие ли люди живут осмысленно, Вероника? Многие ли вообще думают о смысле? А «Белый свет» им этот смысл дает, упрощенный и разжеванный. Так он подкупает их верность: не зависимостью даже, а добровольным служением идеалам.

— Я слышала, у нас готовится законопроект об ограничении продажи замгарина, — обреченно признала Ника.

— Это правда, и он станет отличной лакмусовой бумажкой для нашего общества. Он покажет, насколько идеи «Белого света» распространились, это во многом определяется культурой и историей страны, поэтому процент адептов в разных странах столь сильно отличается.

— Но я не слышала, что готовятся какие-то протесты…

— А это и не нужно. Вы сейчас думаете о старых инструментах управления толпой, Вероника. А «Белый свет» — нечто совершенно новое. Сейчас очень многое будет ясно… Как они отреагируют на законопроект. Каким будет давление.

— Господи, вы так обо всем этом говорите, как будто документалку смотреть собрались! — не выдержала Ника. — А это же люди… это жизнь! Неужели вы ничего не собираетесь делать?

— Делать нужно было раньше. Когда наше общество стало сытым.

— То есть?..

— У людей есть определенные потребности, от простейших к самым сложным, — пояснил Аверин. — И есть внешние обстоятельства, которые мешают их достигнуть. Чем опаснее обстоятельства, тем больше внутренних ресурсов человек вынужден отдать, чтобы обеспечить свои потребности, тем меньше у него сил на все остальное. Проще говоря, в войну не думали о модном цвете рубашки, думали о куске хлеба.

— И нет в этом ничего хорошего!

— Нет. Но это тот момент, который нужно учитывать. А потом агрессивные внешние факторы исчезли, жизнь стала мирной и сытой. Вот тогда, в этот момент, и нужно было дать людям новые идеи. Объединяющие! Да, это инструмент пропаганды. Но конструктивной или, по крайней мере, отстаивающей национальные интересы. Интересы своего рынка! Если же этого не сделать, образуется пробел, который заполняется извне, что и произошло в истории с «Белым светом». Я говорю о том, что нужный момент был упущен, и теперь не только мне, но и многим, многим другим придется разгребать последствия.

* * *

Когда Макс случайно нашел в интернете спонсора для покупки информации, он сам настоял на том, чтобы ничего не знать об этом человеке. Спонсор, как и Макс, на дух не переносил замгарин и его фанатиков. Но при этом он признавал, что сам им ничего не сделает — страшно, характер не тот. У Макса характер как раз был, а вот ресурсов не хватало. И они помогли друг другу.

Но знать, кто это, все равно было опасно. Макс слишком хорошо помнил, как легко его запихнули в психушку. И вот теперь, если станет известно, что он копает под «Белый свет», его не просто перехватят, из него еще и выбьют имена всех его союзников. Макс не был трусом и не боялся боли, но признавал, что способы воздействия бывают разными, поэтому самым безопасным было не знать… Тогда и сказать будет нечего.

Он не хранил полученные данные на своем компьютере, Макс делал все, чтобы его с ними не поймали. Он забросил файлы в облачное хранилище, а для себя сделал распечатку. И даже ее он предпочел прочесть в одиночестве, специально ради этого на пустырь выехал, потому что дома уже была Женя.

Нельзя сказать, что он не доверял Жене. Макс просто не был уверен, что она готова к настоящей борьбе, да и не хотел рисковать ею.

Первые данные, купленные им, подтвердились. Основой замгарина действительно стал «Стэди», полюбившийся американским военным. Вот только обвинить в нынешней катастрофе американцев все равно не получилось бы: они сами готовились к отказу от этого лекарства.

Нет, сначала все шло неплохо, и после недолгих испытаний препарат очень быстро получил зеленый свет. Однако массовое распространение «Стэди» среди военных показало, что не все реагируют на него одинаково. Для кого-то это действительно было спасение, но у некоторых — и таких были не единицы — препарат вызывал внезапные и сильные нервные срывы, проблемы с памятью, вспышки агрессии. Чем чаще это повторялось, тем громче звучали призывы запретить «Стэди» или хотя бы доработать.

Но еще до того, как американцы приняли решение, формула была украдена в рамках промышленного шпионажа. Кем именно — в документах не указывалось, но приложенные заметки были сделаны далеко не латиницей и не кириллицей. Судя по всему, формула «Стэди» укатила в Азию.

Однако мудрым азиатам спокойствие требовалось меньше, чем американским военным. Они собирались усовершенствовать формулу — видимо, насмотревшись фильмов про идеальных солдат. Но идеальный солдат так и не был создан, а вся физическая побочка, связанная с новинкой, оказалась исключительно негативной. Лучшее, чего удалось добиться местным ученым, это обеспечение абсолютной покорности тех, кто принимал препарат хотя бы неделю.

Макс же во всем видел новые и новые доказательства. Никто не писал напрямую, что замгарин — это наследник оригинального «Стэди» и его измененной формулы, но признаки-то налицо! Спокойствие, внушаемость, покорность, фанатичная приверженность идеям, а поверх всего этого — нарастающие мутации, которые теперь пытаются втюхать как новую красоту.

И все же пока он не мог понять, где произошел финальный шаг от измененного «Стэди» к новому замгарину. Замгарин — международная проблема, так что глупо винить в этом правительство какой-то одной страны. Да и потом, во