Шрифт:
Закладка:
Да ничего.
Отчаиваться Макс не собирался, только не после того как продвинулся так далеко. Он сжег распечатки все на том же пустыре и отправился домой.
Настоящей эмоциональной близости от Жени фиг дождешься, не тот человек, однако пока Максу было достаточно того, что его дома ждут. Можно будет прийти туда и по-настоящему переключиться, забыть обо всем хотя бы до следующего утра.
По крайней мере, так было обычно, а сегодня оказалось по-другому. Когда Макс добрался до квартиры, выяснилось, что ждет его не только Женя.
— Смотри, кто к нам пришел! — жизнерадостно улыбнулась она, хотя взгляд оставался холодным.
Гость приветственно махнул ему рукой. Шурик Добровский узнавался в этом существе не сразу, кузен как будто ссохся, сдулся, и от этого возникало ощущение, что и плечи теперь уже, и бедра шире, хотя так, конечно же, быть не могло. Потеря волос, бровей и ресниц тоже сильно его изменила, а в сочетании с чуть отвисшей кожей — видимо, из-за резкой потери веса, — это придало лицу неприятную женоподобность.
Да и выражение было несвойственное Шурику… не ему прежнему так точно. Не ленивый кот, пригревшийся на солнце, а пожилая торговка, которая сегодня никого не сумела обвесить на рынке, а потому не в духе.
— Мне нужно с тобой поговорить, — объявил Шурик. — Наедине!
Макс почувствовал мгновенную вспышку гнева. Шурика никто сюда не звал: после их разговора о деньгах Макс не испытывал ни малейшего желания общаться с кузеном. А Шурик словно позабыл об этом, заявился, как к себе домой, да еще и неприязненно косится на Женю, которой здесь очень даже рады.
Поэтому Макс собирался выставить кузена вон любым доступным способом, но Женя успела вмешаться:
— Поговорите, если надо, у меня все равно проект не доделан!
И она с готовностью сбежала, ей хватило и того времени, что она уже провела наедине с Шуриком.
— Что ты здесь потерял? — поинтересовался Макс, не спуская глаз с существа, которое когда-то было его двоюродным братом.
— До меня дошли слухи, что ты все еще собираешь деньги.
— А давай ты пойдешь нахрен вместе с этими слухами?
Но Шурик будто не услышал его, он продолжал невозмутимо рассуждать:
— Следовательно, ты не прекратил сбор… сам знаешь чего. Это неразумно и даже оскорбительно для таких, как я.
— А мне плевать.
— О том я и говорю: у тебя возмутительно низкий уровень культуры. Когда ты перестал пить замгарин?
— А я и не перестал.
— По тебе же видно, что перестал!
По нему как раз было видно нечто большее: что замгарин его попросту не берет. Этой проверки Макс, надо признать, ожидал с опаской. То, что препарат не влияет на его психику, уже стало очевидным. Но повторится ли та же история на физическом уровне? Сможет ли он остаться собой?
Смог. Дальше он мог бы притворяться, брить голову, прятаться от солнца, чтобы казаться бледнее, намалевать себе круги под глазами… А он не стал. Время показало, что он был прав: такую нездоровую худобу, как у Шурика, он все равно бы изобразить не сумел.
— Это мое дело, — отрезал Макс.
— Я просто не ожидал от тебя такого. Ты даже не понимаешь, в какие опасные дебри ты лезешь.
И тут до Макса дошло.
— Скажи-ка… а кто тебе вообще подсунул эти слухи? И не просил ли этот сеятель слухов угомонить меня?
В прошлом Шурик стал бы препираться, он всегда так делал, когда его ловили на двойной игре. Теперь же он продолжал смотреть на собеседника спокойно, не моргая даже, и Максу вдруг показалось, что он разговаривает с гигантской ящерицей.
— А даже если так, я согласился на это ради твоего блага. Серьезно, Максим, хватит.
— Или что?
— Да какая разница? Лучше ты себе точно не сделаешь. Остановись, сделай глубокий вдох и просто живи. Ради сына.
Упоминание сына, как всегда, стало последней каплей. Даже если до этой капли было незаметно, что чаша переполнена.
— Вали отсюда, — холодно велел Макс.
— Но мы еще не все обсудили!
— Шурик, я серьезно, вали. Это я о тебе вот так по-семейному забочусь.
И Шурик наконец понял, что у него нет выбора, уходить или нет. Есть только выбор, как уйти. Он укоризненно покачал головой, однако настаивать больше не стал. Покидая кухню, он даже удержался от зловещего предупреждения, что лучше было бы послушать его и не выяснять, какими еще путями умеют воздействовать защитники замгарина.
Но предупреждение это все равно зависло в воздухе.
* * *
Когда стало ясно, что митинг все-таки будет, Даша уже не сомневалась, что пойдет. Серьезно, если бы кто-то это не организовал, она бы сама приглашения рассылать начала!
Зато теперь ее переполняла решимость, как будто кто-то наконец зарядил ее внутренний аккумулятор на сто процентов. Даша не знала, что ее ждет сегодня, но дома она просто не осталась бы.
Жаль, что не все это понимали.
— Куда ты собралась? — удивилась Ника, наблюдая, как она натягивает куртку. — Дашка, дома сиди!
— Чего ради?
— Сегодня эти наши, лысенькие, скакать собираются, еще под раздачу попадешь!
Даша замерла на месте, не решаясь верить своим ушам. Неужели ее сестра действительно сказала это? Да еще с таким пренебрежительным видом!
Злость разгорелась быстро, и это было непривычно. С тех пор, как она начала снова украдкой принимать замгарин, Даша не чувствовала ничего подобного. Напротив, сбылись ее заветные желания: мир снова стал ярким и интересным.
Но теперь она почувствовала нечто новое, злость куда большую, чем все, что было до замгарина. Потому что Ника не просто сморозила глупость, она вдруг стала олицетворением всех тех недальновидных идиотов, которые только и могли, что критиковать «Белый свет».
— Там собираются люди, которые хотят бороться за свои права! — гордо объявила Даша.
Ей казалось, что правда на поверхности, все ее понимают. Закон об ограничении продажи замгарина был чистой воды манипуляцией. Интересное дело: много месяцев препарат никому не мешал, а теперь вдруг глаза раскрылись! А требование зарегистрировать «Белый свет» как политическую организацию? Это же ни в какие ворота не лезет, они никогда не имели отношения к политике!
Даша чувствовала: она не должна допускать такое. И Боря был с ней согласен, и многие ее новые подруги, и прекрасная Мариночка Сулина, которая в своих обращениях теперь только об этом и говорила. А
