Шрифт:
Закладка:
– Если слезы льются из прекрасных глаз, это мы исправим быстренько сейчас!
– Спасибо. – Она берет у меня салфетку. – Молли, когда я видела тебя в последний раз, ты вообще не разговаривала. Твоя бабушка очень волновалась. Волновалась, что, возможно, ты окажешься… – Она делает паузу, как будто не может подобрать слово.
– Другой? – предлагаю я.
– Ага. Другой.
– Я и есть другая, – говорю я. – Но я прекрасно обучена говорить. На самом деле мне сложно соблюдать правило «дети должны быть на виду, но при этом помалкивать». Или «потрудись, чтобы тебя было не видно и не слышно». Или любое похожее. Мне нравится говорить. А вам? Мое любимое слово – «словоохотливый», а какое ваше?
Гостья сморкается в салфетку.
– Мне нравятся более простые слова. Сейчас, например, это слово «дом».
Она снова начинает плакать. Но затем ее глаза замечают конверт на столе. Ее слезы моментально высыхают, как это происходит с краном в ванной, когда я поворачиваю ручку после мытья рук.
– Боже мой! Первое число месяца, – качает она головой. – Эти трущобы так до сих пор и принадлежит тому… Как его там звали…
– Господин Россо, – подсказываю я. – Он все еще домовладелец. Я думала, за дверью он, а не вы.
Ее дыхание заметно ускоряется. Она сильно чешет голову, так сильно, что я начинаю переживать.
– Молли, – говорит она, – у тебя пластырей не найдется?
– Ой, – говорю я. – Вам не нужно стыдиться своих рук. Клопы – это совершенно не ваша вина. Бабушка говорит, что они гуляют из квартиры в квартиру, так как некоторые домовладельцы экономят на канализации. Даже с клопами можно быть очень чистой.
– Сейчас я не чиста, Молли, – произносит она. – В этом-то и проблема.
Я иду по коридору в ванную и открываю шкаф под раковиной. В глубине шкафа – наша аптечка. Я вынимаю ее и достаю три самых больших пластыря для бабушкиной подруги. Когда я выхожу из ванной, гостья уже у входной двери и надевает свои старые грязные кроссовки. Она еще раз вытирает глаза скомканной салфеткой.
– Вы уже уходите?
– Мне нужно бежать.
– Вы не хотите подождать бабушку? Я уверена, она будет рада вас видеть.
– Нет. Это была ошибка. Я не хочу, чтобы она видела меня такой.
– Вот ваши пластыри.
– Оставь их, – говорит она. – Кого я обманываю? Я не могу скрыть, кто я.
Она поворачивает ручку и открывает дверь.
– Подождите! – говорю я. – Что мне сказать бабушке?
Женщина останавливается на мгновение.
– Скажи ей… скажи ей, что она очень хорошо о тебе заботится. И что я скучаю по ней. – Она снова начинает плакать, и я чувствую боль в животе и в сердце, тяжелую боль, которая мне незнакома.
– Постойте! Я даже не знаю вашего имени.
– Имени? – говорит она и останавливается взглянуть на меня. – Меня зовут Мэгги.
– Было приятно познакомиться, Мэгги, – говорю я и протягиваю ей руку, но гостья вместо простого рукопожатия сжимает мою ладонь и целует, прежде чем отпустить. – Приходите в гости в любое время.
На мгновение она касается моих волос, говорит «До свидания, Молли», отворачивается и закрывает за собой дверь.
Я немедленно запираюсь изнутри. Бабушка учила: дверь открытой не держи, днем и ночью сторожи. На мгновение я прислоняюсь к двери, чувствуя себя как-то странно, у меня кружится голова. И в то же время я взволнована. Я, как настоящая взрослая, приняла дома гостя, своего собственного, полностью сама! Если все взрослые склонны так общаться, возможно, и мне это удастся. С детьми все иначе: они ужасны и зловредны, грубы и любят обзываться. И хотя подруга бабушки явно грустила, я сразу догадалась и нашла, как помочь ей почувствовать себя лучше.
Я возвращаюсь в ванную, чтобы положить пластыри на их место. Убирая их в аптечку, я слышу поворот ключа в замке, выхожу из ванной, как раз чтобы встретить бабушку с огромной корзиной, полной аккуратно сложенного белья. Корзину она с раздражением ставит на пол.
– Боже, Молли, в прачечной жарко, как в царстве Аида! – И она запирает дверь, снимает туфли, протирает их и сразу же идет на кухню за стаканом воды.
Я следую за ней, щебеча:
– Бабушка, к нам приходила гостья! Только не волнуйся. Я все выяснила, она не чужая; я задала ей вопросы, и она на все правильно отвечала. Она сказала, что знает тебя и меня тоже знала, когда я еще пешком под стол ходила. Она горничная, бабушка. Вы работали вместе. Как же здорово познакомиться с еще одной горничной, даже если у нее клопы! Ты ведь правильно говорила: нельзя винить людей за то, над чем они не властны. О, и еще она сказала, что ты хорошо обо мне заботишься и что она скучает по тебе. Она просила передать.
Бабушка с громким стуком ставит стакан с водой. Рот у нее широко открыт, настолько широко, что, будь у нас все еще клопы, они бы туда забрались. Ее взгляд обращен на кухонный стол.
– Молли… А мистер Россо был? Пожалуйста, скажи, что он взял конверт.
Я смотрю на кухонный стол.
Именно тогда я понимаю фразу бабушки о невидимых вещах и иксах.
В моей голове сходятся две переменные: недавняя гостья и конверт с платой за аренду. Уравнение наконец складывается, но слишком поздно.
Ни гостьи, ни конверта.
Глава 14
Я плохо спала, проворочалась всю ночь. Потянувшись к Хуану Мануэлю, я обнаружила, что его нет, он уехал, половина постели пустует. Я думала позвонить ему среди ночи и рассказать все, что произошло за последние дни, но он сейчас далеко и ничем не сможет мне помочь. Да и что я ему скажу? «Дорогой Хуан, я сознательно умолчала, что два дня назад в чайной отеля умер мужчина. За эти дни его смерть успели признать криминальной, и убийца, вполне возможно, все еще на свободе, прячется в нашем отеле. Да, и еще кое-что: наш замечательный друг, мистер Престон, – вор. И теперь я не могу не думать, только ли это он скрывает?»
Неудивительно, что я не сомкнула глаз.
Я не могу избавиться от мыслей о немыслимом. Что, если мистер Престон, мой дорогой друг и коллега, человек, которого я считаю олицетворением всех добрых человеческих качеств, – вор? А если он способен украсть, то на что еще он способен?
Это нелепо. Просто абсурд. Я слышу упрек бабушки в голове: не спеши с выводами, так делают только глупые люди.
Она права. И все же нельзя отменить то, что я увидела в том ломбарде: