– Так, а где он, Молли? – спрашивает детектив Старк. – Где этот чертов медовый горшок? Вы сохранили его как жуткий трофей? Или выбросили в мусорный контейнер?

– Почему бы не проверить отель? Если я настолько глупа, что отравила знаменитость и при этом оставила свои отпечатки пальцев по всей тележке, значит и горшочек меда могу хранить прямо в своем шкафчике.

Старк посмеивается:

– Сноу дал мне доступ к вашему шкафчику еще вчера. Ничего особенного мы не нашли.

– Вы вторглись в мой шкафчик без моего разрешения?! – громко ахаю я.

– Да вы что, издеваетесь? – отвечает детектив.

– Прийти сюда было ужасной ошибкой. Как бы я ни старалась, вы никогда не начнете воспринимать меня серьезно. Мы закончили, детектив? Я могу идти? – спрашиваю я.

– Не могу же я вас задержать, верно? – говорит детектив Старк. – Но я буду следить за каждым вашим шагом, Молли. У меня есть глаза в отеле. У меня глаза повсюду.

Если только она не стрекоза или паук, ее слова звучат просто смехотворно, но я, понимая, что детектив страдает от недостатка улик, решаю не оспаривать ее зрительную гиперболу – она явно преувеличивает.

Вместо этого я говорю: «До свидания, детектив», делаю глубокий книксен и ухожу.

Лишь покинув участок и перейдя на другую сторону улицы, я снова начинаю дышать. И как только я это делаю, то немедленно осознаю всю серьезность того заявления, что мистер Гримторп умер не от естественных причин. Он был хладнокровно убит. Кто-то его отравил, и этот кто-то, вполне вероятно, все еще в отеле. Мне нужно вернуться и рассказать все мистеру Сноу, прежде чем новость станет достоянием общественности.

Ускорив темп, я мчусь обратно в отель так быстро, как только позволяют ноги. Всего через несколько кварталов нечто на другой стороне улицы заставляет меня замереть как вкопанную. Я недалеко от местного ломбарда с его большой стеклянной витриной и неоновой вывеской, которая светится круглосуточно и без выходных.

Возле ломбарда, изучая что-то в витрине, стоит мистер Престон. Он заходит внутрь, и я слышу звон колокольчика, когда за ним закрывается дверь. В самом факте нет ничего примечательного: мистер Престон, мой друг и швейцар отеля, решил посетить ломбард. Это совершенно не мое дело.

Вся беда в том, что именно было у него в руках, когда он вошел. Даже издалека я сумела довольно четко разглядеть дизайн обложки с темной деревянной дверью и глазом, выглядывающим из замочной скважины.

Это был редкий экземпляр – первое издание «Горничной в поместье» Джей Ди Гримторпа.

Глава 13

Ранее

Я всегда отличалась вниманием к деталям. Мне свойственно видеть то, что другие обычно упускают. И хоть я наблюдаю за всем тщательно, но вот того, что другие замечают с относительной легкостью, почему-то не распознаю.

В моем воображении я снова ребенок и у меня в руках мой табель успеваемости, где написано, что я крайне несоциализирована, что я официально признана неудачницей и должна остаться на второй год. Вот уже две недели я работаю в поместье Гримторпов вместе со своей бабушкой, с каждым днем обретая уверенность в собственных силах. Но теперь, держа в руках этот табель, я чувствую, как моя самооценка испаряется на глазах.

Я даже не осмеливаюсь взглянуть на бабушку. Мои щеки горят от стыда. Я хочу разорвать бумагу на миллион кусочков, поджечь ее, превратить в пепел. Но какой-то части меня тоже любопытно, правда очень любопытно, чем же я отличаюсь от своих сверстников.

– Бабушка, а каково это – разбираться во всех видах социального поведения?

Она смеется:

– О Молли… На самом деле никто, и меньше всего я, в них не разбирается. Поддерживать социальные связи весьма непросто. Но чем больше практики в отношениях с другими людьми, тем больше понимания, как все устроено.

– Объясни, – прошу я.

Бабушка берет минуту на раздумья.

– Иногда именно то, что недоступно глазу, придает чему-то форму и значение, – говорит она. – Ты внезапно осознаешь то, что никогда не проговаривалось вслух, и признаешь этот недостающий икс важной частью уравнения. Даже когда он невидим. Даже когда его на самом деле нет.

Я изо всех сил пытаюсь разобрать смысл сказанного бабушкой, но не могу. Если чего-то недостает, то этого нет, а если этого нет, то бессмысленно это искать. В этот момент я решаю, что все безнадежно, что я безнадежна. Мне никогда этого не постичь.

Бабушка приседает, чтобы мы с ней оказались лицом к лицу.

– Не принимай этот табель близко к сердцу, Молли. Ты вовсе не неудачница. Если что-то и испортилось, так это система. А это просто глупая бумажка, где нет настоящей оценки твоих достоинств.

– Моих достоинств? – повторяю я.

– Да. Достоинств. У тебя их много. Время от времени ты можешь упускать некоторые тонкости, но твои сердце и душа на месте.

Мое сердце находится слева. Я знаю это, потому что, когда кладу руку на грудь, чувствую биение, и согласно проведенному в библиотеке исследованию я анатомически правильная особь. А вот по поводу моей души я теряюсь в догадках. Возможно, она похожа на тот самый загадочный икс в бабушкином уравнении, на нечто такое, чью форму можно узнать, только поняв, что ее окружает.

– Раз уж ты собираешься развивать свои социальные навыки, – продолжает бабушка, – то хочу тебе напомнить, что не нужно так часто говорить миссис Гримторп «да, мэм» или вообще кому угодно, если уж на то пошло. Проявлять уважение вербально – это нормально, но если ты переусердствуешь, люди решат, что это подхалимаж.

– П-О-Д-Х-А-Л-И-М-А-Ж. Что значит: неискренняя лесть.

– Да, и раболепие. Оно присуще людям без самоуважения. И раз уж зашла речь: если хочешь проверить правописание слова, тебе не обязательно произносить его по буквам. Я поддерживаю твою любовь к орфографии, но не всем это нравится. Может быть, лучше и в этом быть несколько сдержаннее? – Тут бабушка подходит ближе, обнимает меня и целует в макушку. – И, Молли, просто помни, что я, несмотря ни на что, всегда буду тобой гордиться. У тебя не меньше прав ходить с высоко поднятой головой, чем у любого человека.

– Лютик, выше носик, – гляжу я на бабушку.

– Это моя девочка. Молли, я сбегаю вниз за бельем. Сложу его и вернусь прежде, чем ты успеешь сказать «сверчок Джимини».

Сегодня ей нужно сложить целых три тюка белья, но будь это даже один тюк, ей, чтобы все