сложить, понадобится куда больше времени, чем мне, чтобы тысячу раз сказать «сверчок Джимини». Но я знаю, почему бабушка так выразилась. Она говорила это не буквально (что значит точно, наверняка).

Она открывает входную дверь, но оборачивается, прежде чем уйти, и говорит устало:

– Если зайдет мистер Россо, пожалуйста, отдай ему конверт с кухонного стола. И попроси квитанцию, не забудь. Снова месяц пролетел, и пришла та самая пора.

Я точно знаю, что она имеет в виду под «той самой порой»: первый день месяца, когда нужно платить за аренду. Мистер Россо, человек с большим выпуклым носом и таким же животом, появится здесь с минуты на минуту и будет колотить в дверь, требуя причитающееся.

– Почему его называют квартирным хозяином? – спрашиваю я бабушку. – Звучит так, словно он какой-нибудь лорд, но он ведь не лорд.

– Разве? – отвечает бабушка. – Он требует платы за дрянное жилье, ожидает почтения, палец о палец не ударив, и чахнет над златом, будто весь мир принадлежит ему. Но все равно заплати ему обязательно. В конце концов, мы же не хотим, чтобы в нашей квартире погас свет. Так что будь вежлива.

– Я всегда вежлива.

– Твоя правда, – улыбается бабушка и запирает за собой дверь.

Я слышу, как она напевает в коридоре вплоть до самого спуска по лестнице.

Едва она уходит, я комкаю свой табель успеваемости и выбрасываю его в мусорный бак на кухне.

Вскоре кто-то стучится во входную дверь.

– Иду! – Я хватаю кухонный стул и несу его в прихожую.

Бабушка требует от меня сперва проверять, кто пришел, а только потом открывать, поэтому я приставляю к двери стул, забираюсь на него и смотрю в дверной глазок.

Это не господин Россо. Это незнакомая молодая леди с черными как смоль волосами и пугливыми глазами.

– Добрый день! – кричу я через дверь. – Могу я спросить, кто вы?

– Я назовусь, если и ты назовешься, – отвечает женщина с той стороны двери.

Я делаю паузу, размышляя об этом, но не отрываю глаз от глазка.

– Бабушка запрещает мне говорить свое имя незнакомым людям. Также мне нельзя открывать им дверь.

Женщина переминается с ноги на ногу, как будто ей срочно понадобилось в уборную.

– Я не чужая, – произносит она. – Твоя бабушка хорошо меня знает. А я знаю тебя. Ее зовут Флора, а тебя зовут Молли. Знаешь, я бывала здесь раньше. Ты просто не помнишь, ты тогда была от горшка два вершка, как поговаривала твоя бабушка.

Это звучит обнадеживающе, но я читала сказку про Али-Бабу и поэтому знаю, что лучше не открывать дверь, пока не прозвучит «Сезам, откройся!».

– Докажите, что вы были здесь раньше, – требую я.

Она чешет голову.

– Мм, ладно… Любимая чашка твоей бабушки – та, что с домиками. Она хранит ее на кухне, на полке возле плиты.

Она абсолютно, на сто процентов права. И это деталь, которую мог знать лишь тот, кто побывал в нашей квартире.

Тем не менее я решаю потребовать еще одно доказательство истины.

– Откуда ты знаешь мою бабушку? – спрашиваю я.

– О, – говорит она, пытаясь заглянуть в глазок. – Ну, мы раньше работали вместе.

– Где?

– В… хм… том поместье. Поместье Гримторпов.

– И что вы там делали?

– А как ты думаешь? Я служила там… горничной.

Это решает дело. Я спрыгиваю со стула, поворачиваю замок – «Сезам, откройся!».

Передо мной стоит молодая женщина и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Ее лицо выглядит осунувшимся и бледным. Ей не помешало бы больше времени проводить на солнце, а еще она дрожит, будто мерзнет, хотя сегодня совсем не холодная погода. Я замечаю красные отметины на ее руках. Понятно, как она их получила. У нас тоже однажды завелись клопы. Так искусали мои ноги, что зудящие точки походили на россыпь созвездий.

Молодая женщина молча смотрит на меня.

– Говорите, вы подруга бабушки?

– Ага. – Она энергично кивает.

Она не похожа ни на одну из виденных мной подруг бабушки. У них, как и у самой бабушки, обычно есть седина, и они носят очки. Эти дамы приходят с мотками шерсти, купленными на гаражных распродажах, или со свежеиспеченным домашним печеньем. Однако стоит мне открыть шкаф и достать тряпку, чтобы почистить обувь гостьи, та берет у меня тряпку и прекрасно справляется сама. Это еще одно доказательство того, что незнакомка говорит правду: она наверняка бывала здесь раньше.

Женщина вытирает подошвы своих грязных старых кроссовок, снимает их и аккуратно ставит на коврик внутри. Ее глаза осматривают квартиру.

– Ух ты! Капсула времени. Ничего-то не поменялось. – Она замечает стул у входа: на нем гордо покоится бабушкина подушка с недавно завершенной вышивкой. – Она до сих пор занимается рукоделием, – вздыхает гостья и читает вслух: – «Господи, даруй мне безмятежность, чтобы принять то, что я не могу изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого». Ого! Так сказал бы и мой прежний спонсор.

– Спонсор, – произношу я, – что значит: благотворитель, меценат.

– Да, что-то в этом роде.

Тогда я понимаю, что веду себя невежливо. Ко мне нечасто приходят гости. На самом деле эта женщина – мой первый гость.

– Проходите, пожалуйста, – говорю я и думаю, как бы гордилась бабушка моими манерами.

– А она где? – спрашивает женщина. – Где твоя бабушка?

– Складывает белье внизу, – объясняю я. – Сегодня три тюка. Мы уже накопили уйму четвертаков в специальной банке. Сюда, пожалуйста. – И я веду ее на кухню.

Гостья останавливается у стола, протягивает ласковую руку и гладит его, словно дружелюбного кота, а не потертый предмет мебели.

– Не желаете ли чашечку чая? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она. – Мне и так нормально.

– Прошу, присаживайтесь. – Я указываю на обычное место бабушки за столом.

– Спасибо, – говорит она, выдвигая стул и осторожно садясь. – Ты правда… вежливая. Совершенно не такая, как я себе представляла. Подойди сюда, позволь мне хорошенько тебя рассмотреть.

Я становлюсь перед ней, и она берет меня за руки, наклоняется вперед. Ее лицо приближается к моему. И тут она начинает рыдать.

– Мне очень жаль! – говорю я. – Недавно я узнала, что плохо социализирована и не соответствую уровню моих сверстников, поэтому, если я вас чем-то расстроила, уверяю, я это не нарочно.

Она отпускает мои руки и вытирает глаза:

– Ты не сделала ничего плохого.

– Может быть, я вам не нравлюсь, – продолжаю я. – Я мало кому нравлюсь.

– Нет, нравишься. Ты и не представляешь, как сильно. Это просто… все равно что в зеркало смотреть.

И тогда меня осеняет. Я знаю, что делать. Я беру салфетку из коробки на