Шрифт:
Закладка:
Мы легли в дрейф, приняли к каждому борту по лодке, к которым в свою очередь ошвартовались другие, и начался восточный базар с громкими возгласами и яростной жестикуляцией. Я запросил за чечевицу пять цен Гуабы, сошлись на четырех. Дальше был торг по каждой большой жемчужине. Начал с них, чтобы освободить место трюме для объемных товаров. Они дорогие, чечевицы уходит много, а сами помещаются в маленьком кожаном мешочке, который висел на льняном гайтане на моей шее. Затем перешли к каолину, который складывали в освободившейся кормовой части трюма, и выделанным кожам. Последними были овечья шерсть и доски, дубовые, ясеневые, сосновые. Я уже заканчивал базар, отдавал последние чаши бобов, когда заметил, что поджидавшие неподалеку лодки вдруг рванули к берегу.
К нам довольно быстро приближалась двенадцативесельная, на носу которой стояли два воина в доспехах, вооруженные копьями. Скорее всего, это воины гарнизона Льяна. Предполагаю, что Урутуку не понравилась моя торговля напрямую с ловцами жемчуга или просто решили захватить вражеское судно. Между нашими царствами ведь война идет, причем не в их пользу. Не знаю, как в Эламе называется градоначальник, но правитель страны наверняка похвалит его за нанесенный ущерб врагу.
— Быстро поднимаем паруса! — крикнул я своим матросам.
Теперь ветер был попутным, но слабым. Да и парусник не разгоняется так быстро, как весельная лодка. Стало понятно, что нас скоро настигнут, если не принять меры. Я натянул тетиву на лук, положил под руку колчан с легкими стрелами. Первую выпустил в стоявших в носовой части лодки. Ее приняли на щит. На дистанции метров сто пятьдесят обычная тростниковая стрела с костяным наконечником его не пробивает. Следующую выстрелил в гребцов. Их головы в соломенных шляпах едва возвышались над бортом. Первая никого не задела, а вторая угодила в шею сидевшему на левом борту вторым от носа. Гребец выронил весло и завалился вперед. Лодка вильнула влево. Правый борт открылся больше, и я выпустил по гребцам одну за другой три стрелы. Все нашли свою цель, причем одна на левом. Лодка прошла вперед по инерции несколько метров и замерла, потому что все гребцы, бросив весла, наклонились, спрятавшись за бортами, а кто-то и вовсе лег на дно ее. На крики и угрозы двух копейщиков, которые повернулись к ним, подставив мне спины, внимания не обращали. Чтобы и у этих пропало желание гнаться за нами, прострелил одному ногу. Он увидел полет стрелы в самый последний момент, не успел закрыться. После чего присел, выставив щит.
К тому времени мы уже набрали скорость, и расстояние до лодки начало увеличиваться. Почти пустой шлюп даже при слабом попутном ветре разгонялся узлов до пяти. Это максимальная скорость нынешних весельных лодок при полном комплекте гребцов. Впрочем, у эламитов уже пропало желание сближаться с нами на дистанции выстрела из лука.
До темноты, когда ветер убился, были уже так далеко от берега, что его не было видно. Там легли в дрейф. Сейчас в открытом море безопаснее. Я, как положено «сове», первым заступил на вахту, разрешив матросам покемарить. Они здорово испугались. В лучшем случае стали бы рабами. Хотя для Адада перемена была бы небольшой. Я полулег на кормовой банке, вытянув ноги. Смотрел в чистое звездное небо и думал, что, наверное, богиня Иштар предупреждала меня, мешала дойти до Льяна, а я не прислушался, переупрямил — и чуть не влип. В следующий раз буду внимательнее относиться к таким предупреждениям.
36
Вернувшись в Гуабу, я отдал в аренду поле и финиковый сад, приобретенные в прошлом году. Оставил себе только полученный в приданое за Шатиштар, где высадил по краю у канала, чтобы легче было поливать круглый год, набирая воду ведрами, привезенные из Малгиума саженцы яблонь, груш, инжира, граната и кизила. Через несколько лет будут свои фрукты, которые в Гуабе мало кто выращивает, невыгодно. Новое большое поле тоже придержал, пока не доведу до ума. После сбора кунжута на него навезли и рассыпали сыромолотый гипс, а потом перепахали стальным плугом, хорошенько обработали новой пятирядной бороной, сколоченной из дубовых брусьев и жердей, привезенных из-под Льяна, и засеяли пшеницей.
В месяце улулу (август-сентябрь) Шатиштар родила сына, названного Илимаилумом. Он был светловолос и светлокож, как папа, но глаза темно-карие, в маму. Благодаря сыну, я стал полноправным членом клана, правящего в Гуабе официально и не очень.
После окончания посевной занялся производством ультрамарина из привезенного каолина и мыла, которое теперь делал из кунжутного масла, добавляя разные ароматические добавки. Получалось дороже, зато ароматнее. Масло с содой, полученной после сожжения солянки и тамариска, варил в бронзовом котле до образования всплывающих на поверхность комков «мыльного клея», после чего засыпал морскую соль. Она осаждала глицерин и посторонние примеси, которые сливали, добавляли воду и соду и продолжали процесс до тех пор, пока не прореагирует все масло. Полученный продукт взбивали до образования однородной массы, добавляя сок разных растений, как ароматизаторы, а частенько и красители, после чего раскладывали по формочкам. Такое мыло больше понравилось аборигенам, но не всем было по карману. Сначала делал его для нужд своей семьи. Шатиштар подарила несколько кусков родственникам. Те распробовали халяву, понравилось, захотели еще. За ними потянулись другие богачи. Приобрел немного Лунанна и продал в соседних городах. В итоге часть холодного времени года, пока не закончились излишки кунжутного масла, мои рабы занимались производством мыла, делая меня еще богаче.
Повышение урожая на прошедших гипсование полях потянуло за собой рост населения в Гуабе. Раньше был отток жителей. Многие уезжали в Ларсу или другие города побольше. Когда я