Шрифт:
Закладка:
Я медленно поднял с земли лук и взял первую стрелу. Увидев в моих руках оружие, передние закрылись щитами, поглядывая на меня над верхним краем, не усиленным металлом. Когда я выстрелил, закрылись оба, хотя второму видно было, что целюсь не в него. Стрела запросто пробила щит, нагрудную половину кирасы и, как догадываюсь, заднюю, потому что спереди ее не было видно. С расстояния метров пятнадцать не удивительно при таком луке, стреле и, что важнее, стрелке. Следующая проделала то же самое с защитой и телом второго разбойника, который, остановившись, пытался понять, что произошло. Вторая пара начала пятиться, закрывшись щитами, но продолжалось это недолго. Самым сообразительным оказался самый старый, бросивший щит и рванувший от холма. Стрела попала ему между лопаток, прошив насквозь. Паренек, шагавший за ним, обернулся, увидел, что стало со старшим товарищем, повернулся ко мне с приоткрытым от удивления и испуга ртом. Заметив стрелу на натянутой тетиве, направленную на него, уронил топор и зажмурил глаза так сильно, что покраснело узкое смуглое лицо с почти черными губами, которые задергались мелко. Не дождавшись смерти, осторожно приоткрыл оба на самую малость, словно подглядывал в узкую горизонтальную щелочку. Длинные черные ресницы мелко подрагивали. Я послабил тетиву и наклоном стрелы показал, чтобы лег на землю. Парнишка шустро исполнил приказ, вытянувшись на низкой траве с вытянутыми вперед руками.
Четверо шедших впереди были живы, дышали, пуская изо рта розовые пузыри. Стрелы пробили им грудные клетки, прошив насквозь. Я добил их ударами копья, которое поднял с земли возле первой жертвы. После чего побросал их оружие и щиты на дорогу возле второй повозки. Затем проделал то же самое с ножом и топором паренька и подобрал свои стрелы. Одну искал минут пять, потому что встряла в землю под углом между ветками кустика на обочине. Толкнув ногой паренька, показал жестами, чтобы раздел своих бывших сообщников и сложил трофеи в кузов второй телеги, а сам пошел к старику. Он был мертв. После удара носаком темно-коричневой сандалии по серо-черным, порепанным пяткам босых ног даже не дернулся. Рубаха, латаная-перелатаная, сильно пропитана кровью на спине, и на светло-коричневой земле возле тела растекалась густая темная лужа. Стрела-убийца торчала под острым углом в левой колее метрах в двадцати дальше. Я на обратном пути вытер ее о шапку покойника. Потом вместе с его топором и ножом закинул ее в кузов второго транспортного средства, которое язык не поворачивался назвать колесницей. Сейчас ничего не выбрасывают. Любая вещь сгодится в хозяйстве. Впрочем, от пропитанной кровью рубахи старика я всё-таки отказался. Разве что на ветошь подошла бы, но стоит ли из-за этого пачкать кузов и другие трофеи?
Паренек оказался исполнительным и трусливым, потому что мог бы сбежать, пока я ходил за пятой стрелой, но не сделал этого. Он сложил в кузове второй телеги оружие, доспехи и одежду своих бывших соратников. Обувь ни один из них не носил. Больше ничего у них с собой не было. Видимо, база где-то неподалеку. Выехали за добычей. Пацан по моему приказу развернул все три транспортных средства, привязал их цугом. Я расположился на деревянном сиденье, которое было на третьем, а ему поручил управлять первым, показав в ту сторону, откуда они приехали.
— Гуаба! — назвал я населенный пункт, который находился в той стороне.
На этом я во второй половине двадцать первого века закончил читать начало своих мемуаров об этой эпохе, чтобы не скучно было жить в ней. Заглянул только в конец, чтобы знать, когда, где и как покину ее. Случится это не скоро.
2
Гуаба, расположенная на большом плоском холме высотой метров пятнадцать-двадцать неподалеку от правого берега реки Тигр, увеличилась раза в два с тех пор, когда была частью моего удела Лагаш. Население с пригородами теперь тысяч до четырех. Город обзавелся новыми стенами четырехметровой высоты, сложенными, как и старые, из двух слоев сырцового кирпича и глиняной забутовкой между ними. Девять башен, включая три надвратные, всего метра на полтора выше. Крепостные сооружения давно не ремонтировались. С одной стороны город защищала от кочевников река Тигр, с другой — река Евфрат, расположенная в нескольких десятках километров, с третьей было море. Нападение можно ожидать только с четвертой, где находились города царства Ларса, в которое теперь входила Гуаба. Если на него нападут, этот город окажется замыкающим на пути врага. Пока будут разбираться с предыдущими, жители успеют подремонтировать стены и башни и расчистить и углубить ров. Вторая причина увеличения населения, наверное, в том, что Персидский залив сильно отступил на восток. За неполные лет восемьсот лет река Тигр нанесла много ила, отвоевав у моря несколько сотен гектаров территории. Теперь город был не возле устья, а километрах в трех выше него. Заболоченные ранее участки высохли и превратились в плодородные. К ним провели от реки каналы, сделав орошаемыми, и начали обрабатывать, получая хорошие урожаи — и стало больше тех, кто этим занимался и за счет этого жил. Пожалуй, я бы поселился здесь. Осталось выяснить, как к этому отнесутся аборигены.
Мы прибыли к воротам, которые, как мне сказал пленник, назывались Ларсовскими, потому что от них начиналась дорога к столице царства. На этом участке она была шириной метров пять, и по обе стороны находились два постоялых двора и жилые дома, а рядом с ними — торговая площадь, сейчас пустая, потому что солнце уже скатилось почти до горизонта. Возле входа в тени под навесом из тростника тусовались шесть босых городских стражников в кожаных шлемах и нагрудниках поверх туник разного цвета, чаще ржаво-рыжего, и длиной до колена. На поясах по короткому кинжалу. Копья с маленькими плоскими бронзовыми наконечниками и кожаные щиты прислонены к стене. За мной наблюдали с интересом, но без опаски. Слишком я не похож на местных жителей. Да и прибыл аж на трех повозках, запряженных цугом. Судя по репликам, стражники опознали, как минимум, одну из них. Говорили они на аккадском языке, на котором раньше общались только жители северных районов Калама. Шумеры, видимо, всё. Те, кто выжил, теперь тоже стали семитами, хотя все
