Дальше эти ребята неожиданно получают ещё одно указание, прямо противоположное первому: дополнения г-на Бальзака отменяются, никаких латинских факсимиле и непонятных дат!

Что произошло? Если думаете, что указание пришло от издателя, то глубоко заблуждаетесь, ибо забыли о главном «цензоре» бальзаковских трудов… г-же де Берни. Зоркий глаз Лоры, которая по-прежнему просматривает корректуры Бальзака и с годами всё больше терзается ревностью, мгновенно выхватывает зашифрованное послание (конечно же, к женщине!) и тут же распоряжается его исправить. Опять! Опять этот ветреный Оноре закрутил очередную интрижку, из которой потом будет с трудом выбираться.

– Убрать! – жёстко говорит она редакторам. – И это… И вот то! Да, и прошу ничего не сообщать г-ну де Бальзаку, иначе будет скандал…

– Но ведь он обнаружит отсутствие правки, и тогда уж точно не избежать скандала, – заупрямился было один из редакторов.

– Не волнуйтесь, – успокоила собеседника мадам де Берни. – Просто сошлитесь на меня, и тогда отделаетесь всего лишь недовольным брюзжанием автора…

«Искушение», как и следовало ожидать, вышло без последних правок писателя. Мадам де Берни, мило улыбаясь, удовлетворённо потирала руки. А вот Оноре… Он был неприятно удивлён и ещё долго… недовольно брюзжал.

* * *

Обо всём этом пани Ганская, конечно же, ничего не знала. Да, собственно, и знать не могла. Вообще, вся эта затея с письмом на имя издателя для г-на де Бальзака напоминала некую романтическую забаву с пустой бутылкой с запиской внутри, брошенной в бушующее море. Ну, написали; ну, отправили… И что теперь – ждать двести лет, пока кто-нибудь случайно не обнаружит? Получается, что так. Хотя хотелось верить совсем в другое – в осуществление затяжной игры. А то, что это именно игра, никто не сомневался.

Однако игра тем и отличается от серьёзного занятия, что в неё постоянно хочется играть и играть. Вот и с письмами: отправив первое и усомнившись в его доставке, озорники из Верховни решили продолжить начатое.

Из Парижа, как и следовало ожидать, ничего не пришло. Ни ответа, ни привета. Впрочем, и не могло прийти.

– Кто знает, может, мсье Бальзак так и не получил нашего письма? – высказала однажды общее сомнение мадам Борель. – Мы ведь написали на имя издателя, но передал ли тот письмо получателю? А если и передал, не обиделся ли на нас господин де Бальзак?..

«Кружок» г-жи Ганской заинтригован: а получил ли Бальзак их письмо?

Глупо недооценивать женскую головку; а когда этих головок несколько – следует готовиться к настоящей интриге! На сей раз кумушки предпринимают нечто из ряда вон выходящее. Но для начала обговаривают общий план действий. Итак, они напишут ещё одно письмо, в котором прямо спросят г-на де Бальзака, во-первых, получил ли он от Чужестранки послание? Во-вторых, готов ли вступить в переписку? Ну и в-третьих: романист должен подтвердить получение данного письма в одной из парижских газет. Это подтверждение и будет означать, что писатель готов переписываться.

Так родилось второе письмо – опять «трогательное» и всё с тем же факсимиле.

Вот что писала Ганская в этом послании (ноябрь 1832 года):

«Ваша душа прожила века, милостивый государь; ваши философские взгляды кажутся плодом долгого и проверенного временем поиска; а между тем меня уверили, что вы еще молоды; мне захотелось познакомиться с вами, но я полагаю, что в этом даже нет нужды: душевный инстинкт помогает мне почувствовать вашу сущность; я по-своему представляю вас себе, и если увижу вас, то тут же воскликну: “Вот он!” Ваша внешность ничего не может сказать о вашем пламенном воображении; надо, чтобы вы воодушевились, чтобы в вас вспыхнул священный огонь гения, только тогда проявится ваша внутренняя суть, которую я так хорошо угадываю: вы несравненный знаток человеческого сердца. Когда я читала ваши произведения, сердце мое трепетало; вы показываете истинное достоинство женщины, любовь для женщины – дар небес, божественная эманация; меня восхищает в вас восхитительная тонкость души, она-то и позволила вам угадать душу женщины»{259}.

В конце была важная приписка: «Одно слово от вас в “Котидьен” даст мне уверенность, что вы получили мое письмо и что я могу писать вам без опасений. Подпишите свое объявление: «“Ч…e O. Б.”»{260}

* * *

Второе письмо уже обнадёживало. Несмотря на то что незнакомка так и не пожелала назвать себя («Для вас я Чужестранка и останусь такой на всю жизнь»), она тем не менее пообещала время от времени писать. Самое важное заключалось в последней приписке, где Чужестранка предложила Бальзаку дать объявление через газету. Это и будет означать его согласие на переписку.

Заинтригованный предложением таинственной незнакомки Бальзак принял правила игры и окунулся в переписку.

8 января 1833 года пани Ганская получает номер парижской «Le Quotidien» («Ежедневная газета») от 9 декабря, внимательно просматривает рубрику объявлений и обнаруживает там следующие строки:

«Господин де Б. получил адресованное ему послание; он только сегодня может известить об этом при посредстве газеты и сожалеет, что не знает, куда направить ответ».

Невероятно! Члены «кружка» г-жи Ганской хватаются за сердца: они-то думали, что письма не доходят, а романист, оказывается, не только получил их, но и выказал желание вступить в полноценную переписку. Все удивлены и одновременно испуганы. Больше всех напугана, конечно же, пани Ганская: как быть, а вдруг о «шутке» супруги узнает муж, не говоря уж о каких-нибудь соседях?!

Эвелина сильно призадумалась. То, ради чего всё начиналось, завершилось, в общем-то, успехом. Хотелось малого, всего лишь обрести автограф господина де Бальзака. Но получилось намного больше: письма, отправленные писателю в Париж, нашли адресата, а тот, в свою очередь, откликнулся и дал понять, что готов к переписке. И это сам Бальзак!

Однако, как понимала Ганская, с этого момента всё – абсолютно всё! – менялось кардинальным образом. Шутки заканчивались, впрочем, как и игра в таинственную Чужестранку. Придётся скинуть не только маску незнакомки, но и назвать себя, сумев сыграть на упреждение. Венцеслав (супруг) ни в коем случае не должен ни о чём догадываться. Поэтому необходимо дать понять французу, что их переписка должна носить исключительно приватный характер, о которой не следует кому-либо рассказывать.

Но! Женщины – те существа, которые не останавливаются на полдороге; их тщеславие ничуть не меньше мужского. Ганская уже загорелась! Одно дело – написать письмо, совсем другое – ввязаться в переписку интимного свойства замужней женщины с одиноким мужчиной, который при этом мировая знаменитость. Да, притягательно. Но… страшно. Интересно до слёз. И… терзательно. Ведь отныне вся её