Его симптомы указывают на дизентерию, но сам Эссекс подозревал «какой-то вред, полученный через напиток», и врачи ввели ему дозу известного в те времена противоядия – вытяжки из рога единорога (на самом деле – бивня нарвала). Существовали подозрения, что леди Эссекс, красавица Летиция Ноллис, уже давно имела роман с Лестером, более того, по слухам, именно Лестер, а не Эссекс, на самом деле был отцом юного Роберта. Летиция была особенно сильной женщиной, чей сын стал центром ее жизни, как и для его сестер Дороти и Пенелопы – той самой Пенелопы, ставшей прототипом Стеллы из сонетов Филипа Сидни. Но посмертное вскрытие тела мужа Летиции выявило естественные причины смерти. Ее 10-летний сын перешел под опеку своего нового опекуна, лорда Бёрли, и был надлежащим образом зачислен в Тринити-колледж в Кембридже.

Но брак его матери с графом Лестером вскоре оказал еще одно жизненно важное влияние на судьбу молодого графа. Когда в 1581 году 2-й граф Эссекс окончил Кембридж со степенью магистра искусств, он переехал в поместье Лэмфи в Пембрукшире, а позже признался, что легко мог бы «отправить свой мозг на пенсию». Но его новый отчим Лестер придумал для него другое применение и представил ко двору. Молодой Эссекс прибыл как раз вовремя, чтобы сломать 57 копий, сражаясь с 15 соперниками на праздничном турнире в честь Дня вступления Елизаветы на престол в 1584 году. Его пребывание при дворе продлилось недолго: когда Лестер отплывал в Нидерланды в 1585 году, он взял Эссекса с собой. Но после битвы при Зютфене, унесшей жизнь Филипа Сидни, оба они вернулись домой, чтобы противостоять новой угрозе.

Враги-католики как внутри страны, так и за границей по-прежнему представляли серьезную проблему для Англии. Теперь, как и раньше, главная опасность исходила от Марии Стюарт, королевы Шотландской. Вторая половина 1586 года – те месяцы, когда кампания Лестера в Нидерландах резко пошла на спад, – была также отмечена разоблачением заговора Бабингтона: группа горячих молодых английских аристократов совершила попытку свергнуть Елизавету с помощью иностранной армии и посадить на трон Марию.

Агенты Фрэнсиса Уолсингема давно знали об этом плане и даже поощряли его, желая предоставить шотландской королеве веревку, чтобы та повязала петлю на своей собственной шее. Их план сработал: к тому времени, когда осенью Бабингтон с товарищами по заговору приняли смерть подлых предателей, появились и основания выступить против Марии.

Лестер был поспешно вызван из Нидерландов, чтобы поддержать королеву в кризисный момент ее правления. Все прежние фавориты Елизаветы – Лестер, Хэттон, Оксфорд – сыграли ведущую роль в процессе, который 8 февраля 1587 года в Фотерингее привел Марию на плаху. Для нее не была уготована смерть от рыцарского меча, как для Анны Болейн. Смерть самой романтичной королевы христианского мира стала самой настоящей кровавой бойней, получившей в конце мрачно-комический поворот. Когда палач поднял отрубленную голову Марии, заявив, что так падут все враги королевы Елизаветы, голова, покрытая седой щетиной, вдруг упала и покатилась по земле, оставив его с рыжим париком в руках.

Марии удалось сотворить чудо: превратить собственную трагедию в историческое заявление. Когда служанки сняли с нее верхнюю одежду, она осталась стоять в юбке пунцового цвета: это был цвет католического мученичества. Именно такую символику она выбрала, чтобы отправить легенду о себе прямиком в будущие столетия. Это была история не романтического, не куртуазного, а именно религиозного толка.

Возможно, горе Елизаветы из-за смерти ее сестры-королевы не было таким уж фальшивым. Однако по прошествии надлежащего периода недовольства министрами, которые, по словам Елизаветы, исполнили смертный приговор без ее воли, отрубленная голова Марии в конце концов потонула в мутной воде придворных противоречий и доказательств преданности. За границей, однако, последовала совсем другая реакция: Марию превратили в настоящую католическую мученицу, во имя которой Филипп Испанский мог начать подготовку своей могучей Армады, тогда как Елизавета все отчетливее становилась защитницей протестантской Европы.

Тем временем гугенотский претендент на французский престол Генрих Наваррский обратился к Елизавете со страстной мольбой о помощи, причем сделал это на языке куртуазной любви. Королева-воин нуждалась в том, чтобы ее добивались как женщины. Отказ Елизаветы от прямой поддержки Генриха был подобен постепенному нарастанию благосклонности куртуазной дамы; отчаяние протестантов – подобно отчаянию куртуазного влюбленного.

И если молодой граф Эссекс считал себя новым рыцарским поборником протестантского движения, не было никаких сомнений в том, какой возлюбленной ему следует служить: Ее Величеству королеве Елизавете.

22

«Холодная любовь»: 1587–1590 гг.

Если Лестер представил ко двору своего пасынка Эссекса, чтобы дать отпор притягательности Рэли, то его план, похоже, сработал. В мае 1587 года очевидцы сообщали: «Когда [королева] находится за границей, рядом с ней нет никого, кроме милорда Эссекса… ночью милорд играет с ней в карты или в другие игры и не уходит в свои покои, пока на рассвете не запоют птицы». У Эссекса были каштановые волосы, как у его матери, и темные глаза, как у Елизаветы, он обладал спортивным телосложением и пылкой натурой; его эгоизм и амбиции еще не проявились в полной мере и ждали своего часа под покровом лоска и юношеского обаяния. Он был высок и несколько долговяз, но именно его неуклюжесть в танце и небрежность в одежде пришлись по вкусу пресыщенной королеве, которая не замедлила подарить ему прозвище «дикая лошадка».

Несмотря на значительную разницу в возрасте, Эссекс был готов общаться с Елизаветой на языке не менее щедрой лести, чем его старшие предшественники. Что бы ни лежало в основе этих отношений, как и в случае ухаживаний Алансона, их нельзя рассматривать исключительно как деловую сделку между привлекательным молодым человеком и женщиной постарше, которая могла бы продвинуть его карьеру. Когда Лестер отплыл обратно в Нидерланды, он оставил после себя Эссекса, который теперь занял его апартаменты рядом с покоями королевы.

Однако не все шло гладко. Уже в июле Эссекс осмелился заявить, что Рэли оказывает слишком сильное влияние на королеву. В гневе Эссекс писал, что Елизавета отказалась встретиться с его сестрой Дороти, которая вызвала ее неудовольствие несанкционированным браком, и Эссекс был недоволен «оправданиями» королевы. Какое любопытное слово по отношению к монаршей особе… Не иначе как «дикая лошадка» закусила удила и понесла во весь опор.

Эссекс пылко заявил Елизавете, что она пренебрегла Дороти «только для того, чтобы угодить этому подонку Рэли». Кажется, восклицал он, королева «не может вынести любых речей против него… Я заявил ей, что у меня есть причины презирать любовное соревнование с ним и