холодному времени года». Сам Хэттон послал королеве символические подарки в виде книги, кинжала и миниатюрного ковшичка… В ответ она отправила ему птицу, отсылавшую к голубю, который был выпущен из Ноева ковчега по окончании Всемирного потопа и показал Ною, что больше не нужно бояться поднимающейся воды. «Барашек» Елизаветы еще больше приободрился, когда королева заверила его, что вода и населяющие ее существа не так привлекательны для нее, как некоторые полагают, «ее пища всегда состояла больше из мяса, чем из рыбы». Но, забегая вперед, стоит отметить, что несколько лет спустя Хэттон будет сильно уязвлен, обнаружив Рэли в покоях, которые когда-то принадлежали ему.

В свою очередь Хэттон послал королеве любовный узел, на что Елизавета (по уверениям Хениджа) ответила клятвой, что «предпочла бы наблюдать, как [Рэли] повесят, чем как он поравняется с вами». Впрочем, письма Хэттона к Елизавете – как и письма Лестера до него – содержали все меньше любовной риторики: теперь их тон стал более практичным, в них стало больше разногласий и оправданий.

В письме, которое он написал Елизавете в 1584 году, извиняясь, что обидел ее, «манкировав Вашим монаршим присутствием», он торжественно заявляет «пред лицом Божьим, что я следовал по пятам за Вашей королевской особой и боготворил каждый Ваш шаг со всей верой и искренностью», но при этом прямо дает ей понять, что у него были основания для «слишком завышенных ожиданий». Хэттон все больше превращался в политика: особое впечатление на парламент произвела одна его речь продолжительностью «свыше двух часов» об испанской опасности. Вне всякого сомнения, по части развлечений и лести путь к Елизавете был открыт для новичков. В 1585 году Елизавета посвятила сэра Уолтера Рэли в рыцари. Его путь становился еще чище и прямее, поскольку у Лестера, как и у Хэттона, теперь были другие заботы.

В 1585 году осуществилась давняя мечта Лестера – возглавить армию, чтобы помочь осажденным протестантам в испанских Нидерландах. Увы, голландская кампания оказалась чуть ли не катастрофической. Королева десяток раз отменяла решение, колеблясь, стоит ли его отпускать, и утверждая, что не может без него обойтись, пока Лестер не написал Уолсингему, что он «устал от жизни и всего остального».

«Я вижу, как Ее Величество испытывает меня, насколько я люблю ее и что может отвлечь меня от служения ей», – сетовал он словами, которые десятилетие спустя почти слово в слово повторит его пасынок Эссекс, – «но я решил, что никакое мирское почитание не отвлечет меня от добросовестного выполнения моего долга по отношению к ней, даже если она проявит ко мне свою ненависть, что может произойти уже очень скоро, потому что я вообще не нахожу ни любви ее, ни расположения». Ситуация осложнилась еще больше, когда в Нидерландах Лестера встретили почти как короля и на празднествах называли «вторым Артуром», а тот позволил лести вскружить себе голову и принял титул генерал-губернатора.

Реакция Елизаветы оказалась бурной. «Как презрительно мы относимся к тому, чтобы вы нас использовали… Мы никогда не могли себе представить (если бы не увидели этого на опыте), что человек, взращенный нами и необыкновенно ценимый нами выше любого другого подданного этой страны, мог бы столь презренным образом нарушить наше повеление в деле, которое так сильно задевает нашу честь». Лестер был ранен до глубины души. «По крайней мере, я думаю, что она никогда бы не осудила так любого другого мужчину, пока не поговорила бы с ним… Ради моего верного, честного и любящего сердца по отношению к ней и к моей стране я погубил себя».

Разумеется, враждебность длилась недолго. В конце марта Рэли (которому Лестер написал письмо с просьбой о предоставлении специальных войск) заверил графа, что «королева очень хорошо к вам относится и, слава Богу, вполне умиротворена, так что вы снова стали ее „милым Робином“». Следующее письмо королевы Лестеру, написанное в апреле, было несколько надменным, но примирительным. «Верный и любимый кузен и советник, мы приветствуем вас. В глазах всего света сделка всегда считается невыгодной, когда обвиняются [оклеветаны] обе стороны, и именно это произошло между нами…»

На политическом фронте ситуация была не столь благоприятной. Войска, которые удалось собрать Лестеру, были плохо подготовлены и оснащены, а сам он не имел значительного военного опыта, сравнимого с опытом испанского полководца, великого герцога Пармского. Тем не менее на протяжении большей части 1586 года его силам удавалось сдерживать натиск испанцев. Вернувшись к привычному тону, Елизавета писала ему: «Роб, боюсь, судя по моему рассеянному письму, вы решите, что летнее солнцестояние чересчур овладело моим рассудком в этом месяце…» В качестве подписи следовало: «Теперь же я подхожу к концу, но, воображая, что все еще разговариваю с вами, с неохотой прощаюсь [символ глаз] и всегда молюсь, чтобы Бог уберег вас от всякого зла и защитил вас от всех врагов. С миллионом и легионом благодарностей за всю вашу боль и заботу. Как вы знаете, я все та же, Е. Р.».

В сентябре 1586 года в битве при Зютфене трагически погиб племянник Лестера Филип Сидни, мучительно сдавшись гангрене от полученных ран. Истории о том, что он отдал умирающему солдату свою воду, лишь дополнили легенду о герое страны. Сидни одним из первых начал требовать участия Англии в международном протестантском движении и в 1585 году был назначен губернатором Флашинга в Нидерландах. Теперь его тело отвезли туда, выставив гроб для торжественного прощания, а затем переправили на родину для захоронения в соборе Святого Павла. Сотни горожан собрались на улицах Лондона поглазеть на похоронную процессию. На лошади Сидни ехал его паж, волоча по земле сломанное копье.

В этой впечатляющей процессии принимал заметное участие еще один человек, принявший мантию Сидни как рыцаря и протестантского героя. Именно после битвы при Зютфене граф Лестер счел уместным посвятить в рыцари своего пасынка, графа Эссекса.

Роберт Деверё, 2-й граф Эссекс, родился 10 ноября 1565 года – или, возможно, в тот же день 1566 или 1567 года. В давние времена некий Деверё прибыл в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем; его потомок сражался за Ричарда III в битве при Босворте; затем семья посвятила себя династии Тюдоров, и преданность Уолтера, отца Роберта, привела к тому, что в 1572 году он стал 1-м графом Эссексом, хотя громкий титул не принес ему соизмеримого состояния. В это время юный Роберт проходил обстоятельное обучение в родовом поместье Чартли в Стаффордшире: он изучал латынь и письмо, занимался танцами и фехтованием.

В 1573 году отец Роберта вызвался добровольцем на подавление мятежа в Ирландии. За крестовый поход с целью навязать протестантское и, казалось, цивилизационное влияние диким ирландцам-католикам ратовало большинство ведущих советников Елизаветы, тем более