На столе перед Чаушевым — список экипажа «Ориона». Фамилии датчан, немцев, греков. Один аргентинец. Чаушев видел его на судне и запомнил — губастый, со сросшимися клочками бровей.

Очень уж часто на «Орионе» меняют команду. Греков почти не осталось…

Старый капитан — не хозяин на судне. Чаушев поежился, — вчера он пожал руку старику и едва не отдернул свою. Пальцы точно стеклянные. Холодные, хрупкие… В прошлый раз четвертый помощник был грек. Симпатичный парень, бывший партизан. А теперь на его месте вот этот…

Ричард Мартин по документам англичанин. Но он мог бы быть и Рихардом, судя по тому, как он говорит по-немецки, — Чаушев слышал его случайно… И вот что любопытно, четвертый-то помощник едва ли не главное лицо на судне. Его явно побаиваются.

Данных о Мартине немного. Пять лет назад состоял в экипаже судна «Кентукки», прибывшего во Владивосток. Пытался сойти на берег по чужому пропуску. Свой будто бы засунул куда-то. Спешил на берег. Матросы отзывались о Мартине неважно. Не моряк, мол. Пассажир вроде, хоть и на должности электрика. Впоследствии с парохода «Кентукки» был списан, в советских портах не появлялся. Все это написано в шифровке, только что полученной, и Чаушев читает ее вслух.

— Ваш приятель, — улыбаясь говорит он лейтенанту Мячину.

Мячин сидит у стены, голова и грудь его — в солнечном квадрате. Сейчас он выглядит еще моложе. Губы лейтенанта — красивые, полные губы, — огорченно сжаты. Тень сомнения бродит по его лицу.

— С чем вы несогласны? — спрашивает Чаушев.

— Я был на «Орионе», — говорит Мячин. — У меня впечатление сложилось э… благоприятное.

Да, Мячин вместе с Чаушевым ходил встречать «Орион» в открытом море. Обычный пограничный контроль, осмотр судна, проверка документов. Мартин держался приветливо, расспрашивал, какие достопримечательности в городе, что хорошего сейчас в кино, в театре…

— В Клубе моряков Мартина хвалят, — сообщил Мячин. — На экскурсиях, в читальне, на концерте — всюду Мартин.

— К тому же, — улыбнулся Чаушев, — он, кажется, одобрил ваше английское произношение?!

Мячин покраснел.

— Я пошутил, — признался Чаушев добродушно.

Мячину везде хочется видеть друзей. Что ж, это естественно для молодого человека. Жаль лишать его иллюзий, но пограничная служба сурова.

Лейтенант нравится Чаушеву. Он немного стыдится этого личного чувства, прячет за колкой шуткой, а потом раскаивается — не обидел ли?..

Нравится жадность к делу, юношеское, лишенное карьеризма честолюбие. Правда, иногда раздражает апломб Мячина. Очень уж охота ему составить собственное мнение — и поскорее! Но сердиться на это всерьез не стоит. Тогда и молодость — грех…

— Вот у Шольца, у радиста, я немедленно отобрал бы пропуск, — говорит Мячин задиристо. — Фашист, хулиган…

— Не велено, — говорит Чаушев.

У него только что был капитан Соколов. Читал список, интересовался всеми данными об «Орионе». Нет, даже у Шольца не следует отнимать пропуск. Пускай ходит на берег, а мы посмотрим, что он за птица.

— А ваш Мартин… Трудно сказать, конечно, но он как-никак начальник Шольца. Появились они на судне в одно время. Я хочу, чтобы вы не забывали об этом. Особенно теперь…

Мячин вытянул шею.

— А что, есть новости? Извините мое любопытство, товарищ подполковник.

— Извиняю. Есть новости. Узнаете через час, я соберу офицеров. А пока — небольшое дело… На улице Космонавтов есть антикварный книжный магазин.

— Точно.

— Так вот, набросайте мне, какие книги, как расположены в витрине.

Мячин, потрясенный загадочностью поручения, вышел из кабинета чуть ли не на цыпочках.

Чаушев сам собирался выйти в город. Но теперь не вырваться… Правда, кое-какие книги он запомнил. Немецкая энциклопедия живописи в яркой суперобложке, альбом венгерских национальных костюмов, альбом японских кустарных изделий… На всякий случай план витрины с названиями надо иметь под рукой. Что-то там привлекло того субъекта в черном пальто. Привлекло очень сильно… Или он настолько пуглив, что вздрагивает каждый раз при виде пограничника? Нет, солдат, наверно, оказался рядом в такой именно момент, когда… В общем, гадать бесполезно, но уточнить не мешает. Особенно сегодня…

Хорошо, что тот субъект не скрылся из вида… Наблюдение за ним не прекращается. Одно то, что он, возможно, имел контакт с Шольцем тогда, в доме восемнадцать, заставило чекистов обратить внимание… А сегодня стало известно, кто он такой. В комитете получили фотографию Салова Харитона Петровича — таково во всяком случае его паспортное имя. Объявлен всесоюзный розыск этого человека. Проживал за Уралом, выехал на запад после встречи с сотрудником иностранного посольства. Очевидно, он уже был на примете у органов безопасности.

Подробностей о нем пока не сообщают. Поручено не спускать с него глаз, изучить его намерения и связи.

Все это Чаушев передаст офицерам контрольно-пропускного пункта. И надо будет подумать, как лучше помочь чекистам города.

8

Пино на цыпочках подошел к двери капитанской каюты и осторожно постучал.

Что-то послышалось в ответ, но Пино не смог понять, ветер ли, влетев в окно, дернул тяжелую портьеру на кольцах, или то голос капитана. Очень уж слабый был ответ. Пино постоял в нерешительности и толкнул дверь.

— Входи, входи, мальчик! — донеслось до него.

Он увидел голову капитана на подушке, большую, белую, почти такого же цвета, как полотно наволочки. Только темные, резко очерченные глаза выделялись на бескровном лице. Сердце у Пино екнуло от жалости. «Плох наш капитан», — подумал он.

— Меня скрутило днем, сильно скрутило… Сейчас ничего… Рассказывай, мальчик!

По правилам вежливости следовало сказать капитану, что он выглядит совсем недурно, даже хорошо. Пино подумал об этом, но подобающие слова не шли с языка. Он сел на краешек стула и стал выкладывать новости.

— На судне что творится! Мартина вроде околдовали — с русскими дружит! Чудеса! На радиста и не смотрит…

— Ты веришь Мартину, мальчик?

— Не знаю, сэр. Похоже на притворство…

— Мартин и Курт — одного поля ягода, мальчик. Не надо им верить.

— Я тоже считаю, сэр. Стою я на вахте, сэр, и вдруг Мартин шасть ко мне в кочегарку…

И Пино начал вспоминать вслух; каким непривычно любезным и ласковым был Мартин в тот вечер и какое странное пари он предложил. И как Пино выиграл пари, повалявшись в ящике с тряпьем, примерив его к себе…

— А я смотрел на руки, как вы советовали, — прибавил Пино.

— И что же, мальчик?

— Нехорошие у него руки, лживые, сэр. Он вертит пальцами за спиной, вертит и вертит, сэр, точно исподтишка показывает какие-то фокусы.

Капитан тихо, очень тихо засмеялся, потом все его тело затряслось от глухого кашля.

— Не закрыть ли окно, сэр? — спросил Пино.

— И так