Шрифт:
Закладка:
Да, проскользнет, если кордон замкнут неплотно. Если не все лазейки просматриваются. Можно ли поручиться? Ответственность велика, и никто не навязывает ее. Москва не приказывает. Действовать по обстановке, вот и все.
Есть лишь один человек, который может приказать. Это он, Чаушев. Самому себе.
— Пожалуй, попробуем, — говорит он.
Соколов выпрямился на стуле. Он весь потеплел, глаза улыбались, веснушки пылали на его бронзовом лице.
— Попытаемся, — сказал Чаушев тверже.
Трудное решение нуждается не только в доводах логики. Дорого и единомыслие друга. Даже его молчание, такое хорошее, такое понятное…
Соколов ушел, коротко пожав Чаушеву руку. Морщась, подполковник расправил пальцы.
В дверь постучали. Вошел лейтенант Мячин, красный, запыхавшийся, положил перед начальником паспорт. Ревякин Аскольд Леонидович, год рождения тысяча девятьсот сорок четвертый. Штамп с места работы слепой, сплошная клякса. Видимо, не работает…
— Удалось выручить документ, — проговорил Мячин. — Со скандалом…
Мячин очень спешил доложить начальнику о происшествии и от волнения растерял слова.
Курт Шольц, радист парохода «Орион», — вот кто учинил скандал. Вообще опасный тип… Остальные, хоть и выпили, вернулись на судно тихо, без шума, предъявили часовому свои пропуска… А Шольц, во-первых, явился переодетый. Он обменялся одеждой с фарцовщиком. Мало того, приобрел у этого фарцовщика паспорт. Или у кого-то другого… Пропуска часовому не показал, совал ему деньги, орал, ругался по-русски. Вел себя так, как будто допился до чертиков. Хорошо, вышел Мартин, помог усмирить.
Мартина он, видать, боится. Сразу прекратил безобразие, вытащил пропуск. Его увели спать и, должно быть, раздели. Так или иначе, это Мартин вынес паспорт.
— Пропуск у Шольца отнят, — закончил Мячин.
— Правильно, — кивнул Чаушев.
— Пускай посидит без берега, — сказал Мячин. — Охотник за советскими паспортами…
Мячин сказал это потому, что все еще кипел от возмущения. И, кроме того, начальник почему-то слишком спокойно отнесся к событию.
— Охотник? — Чаушев резко вскинул глаза на лейтенанта, как будто оторвавшись от размышлений. — Странный охотник… Добыл паспорт и вопит на весь порт.
Мячин молчал. Он собирался похвалить Мартина, но иронический тон начальника смутил лейтенанта. Начальник, видимо, не в настроении…
Лейтенант поверил Мартину с первой встречи. И теперь Мартин оправдал доверие. Еще бы! Что стоило ему спрятать паспорт? Так нет, он же выдал члена экипажа, вывел на свежую воду этого Шольца, заядлого гитлеровца. А подполковник… Он, кажется, даже не обратил ни малейшего внимания на благородный поступок Мартина.
— Мартин очень извинялся, — сухо и несколько обиженно произнес лейтенант.
— Извиняться они умеют, — услышал он.
Непостижимо! Мячин вздохнул. Нет, начальник явно не в духе. Ну, разумеется, человек старой школы! Их ведь учили возводить недоверие в принцип. Изволь несколько раз доказать, что ты не сукин сын, — иначе ни в какую…
Мартин не только извинялся. Он сказал Мячину полушутя, полусерьезно: «Фашисты и так ненавидят меня… Не пришлось бы просить у вас защиты… Они же головорезы, Шольц и его дружки». Конечно, это не шутка. Мартину могут отомстить. Об этом-то надо предупредить начальника, какое бы ни было у него настроение.
Мячин не успел начать, как зазвонил телефон.
— Из проходной, — сообщил Чаушев. — Распорядитесь, пускай приведут задержанного.
11
Сидя в проходной порта, Аскольд вытирал кулаками слезы. Как убедить, что он не продал паспорт? Вот он прибежал сюда, заявил о пропаже сам, но вахтеры не жалеют его. Ничуть! Смотрят, как на преступника.
В тюрьме, наверно, такой же бетонный пол, такое же маленькое окошко. Только с решеткой.
— Догулялся, молодой человек, — сказал толстый вахтер, поговорив с кем-то по телефону. — Я в твои годы кирпичи таскал. Кир-пи-чики, — прибавил он нараспев.
Вскоре вошел, строго стуча каблуками, солдат с автоматом, низенький, коренастый, очень вежливый.
— Прошу вас, — сказал он тенорком.
«А вдруг расстреляют, — подумал Кольди, глядя на автомат. — А что? Очень просто! Может, новый закон издали…»
Он нервно всхлипнул, солдат, не расслышав, произнес:
— Будьте здоровы!
— На том свете! — отозвался Кольди.
Очутившись в кабинете Чаушева, он меньше всего ожидал увидеть свой паспорт. Он как ни в чем не бывало лежал на столе перед подполковником. От радости, от удивления Аскольд онемел, и Чаушеву пришлось повторить вопрос.
— Имя? Фамилия?
Аскольд сказал.
— Адрес?
Кольди запнулся, но сказал. Номер дома на миг выскочил из головы.
— Место работы?
— Нет, — произнес Кольди.
— А это как понимать? Что тут наляпано? Недавно получили паспорт и измазали…
— Так… Баловались.
— Паспорт, значит, для баловства выдается? Зачем сюда приехали?
— Особенного ничего… Прошвырнуться, — выдавливает Аскольд.
Он уже оправился от страха. Паспорт спасен — это главное. Мрачное видение тюрьмы улетучилось.
— И бизнес устроить?
— Товарищ… Гражданин полковник! — взмолился Аскольд. — Я ни гроша… Мы поменялись просто… Он мне свое, я ему свое…
— И паспорт в придачу.
От взгляда подполковника Аскольду стало холодно. Страхи мгновенно вернулись.
— Ей же богу! Ну вот честное слово!.. Забыл паспорт в кармане, а он… Он и обрадовался, гад! А я не в себе был, выпил, знаете… За это же не судят, я считаю…
— По головке не гладят.
— А что я сделал? — встрепенулся Аскольд. — Ладно, сажайте! Мой отчим так не оставит… Мой отчим в министерстве, так что имейте в виду…
— Ах, вот что!
До сих пор юнец был жалок, даже смешон. Чаушев был склонен пожалеть его. Несчастный мальчик с неразвитым умом, выращенный как-то вне труда, — на меже, сорнячком. И вдруг — «мой отчим в министерстве». Он выложил свой последний козырь и сразу скис, но угроза в его словах была слишком ясна. Тунеядец попытался укусить.
Попробуй перевоспитать такого! Увы, не каждый обладает талантом Макаренко. В тюрьму этого хлюста покамест не посадят. Но трудиться заставят!
— Вас даже не интересует, кто позаботился отыскать ваш паспорт! — говорит Чаушев. — Кого вы должны благодарить.
— Вас, надо думать…
— Блестящая сообразительность!
В старину таких оболтусов пороли. Снимали штаны и пороли. Розгами или ремнем. В некоторых случаях и сейчас помогло бы такое лекарство. Сдерживая раздражение, Чаушев велит Ревякину рассказать все как было, по порядку.
Потом Чаушев выясняет, в каких условиях живет Аскольд, что за семья, чем занимаются. Далеко не все войдет в протокол этого допроса. Но подполковник хочет знать больше, как можно больше.
Аскольду восемнадцать лет, он ровесник сыну Чаушева Алешке. Нелепо, конечно, сравнивать их. Алешка умница, кончил школу с пятерками, работает на заводе, строит телевизоры, поступает на заочный электротехнический. Да, к счастью, непохож на этого…
Но
