— Зашел в парадную, я так рассуждаю, — говорит Можаев. — Иначе никак…

Чаушев ставит крестик и двумя жирными тире намечает парадную.

— Комелькова расстроилась, — и солдат осторожно, негромко фыркает. — Упустили нарушителя!

— А по имени как?

— Ее? — Можаев растерянно смотрит на начальника. — Александра.

— Шура, следовательно.

— Так точно… Нет, Алла…

— Это ее интересует антикварный магазин?

— Да… Там альбомы в витрине… Разные репродукции, живопись, графика. Она всю стипендию отдать готова…

— Вам это смешно?

— Я реально смотрю, товарищ подполковник.

— То есть?

— В наше время решают точные знания, а не фантазия. С какой стати я буду что-то воображать…

— Например?

— Насчет нарушителей, например. Все равно, такое счастье одному из ста улыбнется — поймать нарушителя. Смотреть надо трезво.

— Я не совсем уловил вашу мысль, товарищ Можаев, — сказал начальник мягко. — Вы что же, отрицаете мечту?

Можаев повел плечом:

— В нашем деле факты играют. У меня, товарищ подполковник, не мечта, а цель.

— Какая же, если не секрет?

Можаев потупился, запахнул полу шинели, погладил ладонью колено.

— Мое намерение, товарищ подполковник… Конечно, надо заслужить, я это чувствую… Моя цель, товарищ подполковник, быть офицером.

— Что же, очень хорошо. Добивайтесь! Но вы напрасно отбрасываете фантазию. Да, наш век технический, атомный, все это верно. Но иногда, я вам по своему опыту, такое случается, чего никакими расчетами не предскажешь. Именно в нашем деле, товарищ Можаев. Так что дополнять знания воображением бывает очень и очень нужно.

Можаев молчал. Он не решался возражать начальнику. А Чаушев сдерживал желание спорить.

Своеобразный юноша! Что это за противопоставление — мечта и цель? Такой философии слышать еще не приходилось. Или мечта кажется ему чем-то иллюзорным, оторванным от жизни? Да, он играет взрослого. Но тут не только игра. Он, пожалуй, слишком деловит для своего возраста. Несколько обкарнал, обесцветил собственную юность.

— Мы еще побеседуем на эту тему, — говорит Чаушев, отпуская солдата. — В более свободное время.

4

Пино Лесерда отстоял вахту в трюме, у котла, и вылез на палубу. Он ежился в своей полотняной куртке. Матросы, сдиравшие ржавчину с лебедки, заулыбались при виде весельчака Пино, и один из них крикнул:

— Ты спляши! Живо согреешься.

— Иди к черту, — бросил Пино. — И так устал. Там что за земля, ребята? Русская?

— Нет, шведская.

— Бр-р-р! Того гляди, снег повалит, — засмеялся Пино и выкинул несколько коленец замысловатой пляски собственного сочинения.

— А ты видел когда-нибудь снег, Пино?

Да, однажды на отрогах Анд, в июле, когда в Аргентине зима. Но Пино только собрался ответить, на его плечо легла мягкая, крупная, пахнущая тестом рука кока Анастаса.

— Ступай к капитану!

Пино оторопел:

— Зачем?

— Не знаю. Ему скучно, наверно. Изобразишь ему что-нибудь забавное.

— Будто бы за этим?

— Увидишь.

Что ж, прекрасно! Давно хочется потолковать с капитаном по душам, если такое вообще возможно с капитаном.

Много странного на «Орионе». Флаг на судне греческий, а греков всего трое — капитан Тивериадис, кок Анастас да боцман Геракл. Остальные — со всего света.

Хорошо, что Пино плавал на американских судах, возивших фрукты из Мексики в Штаты, и научился по-английски, не то быть бы ему на судне немым. Больше всего здесь западных немцев, англичан, датчан. Командует всеми мистер Мартин, четвертый помощник. Что же касается капитана…

О, капитан тут особенный. Пино видел его лишь мельком, — ведь капитану восемьдесят четыре года, он слаб ногами, на мостике бывает редко. И, однако, фирма держит такого! Матросы объяснили Пино: у капитана был сын, герой Сопротивления, храбро колотивший фашистов. Память о нем чтит вся Греция. Он оставил семью, которой надо помогать. У капитана есть еще дети и внуки. А приличный заработок у него одного. С работой в Греции туго.

Если уж очень нужно, капитана берут под руки и помогают подняться на мостик. Зачем? Ну, чтобы принять лоцмана, портовых чиновников. Словом, для вида. Фирма, конечно, знает это, но смотрит сквозь пальцы. Старик дорог грекам, уволить его не так-то просто…

Капитан и четвертый помощник мистер Мартин не ладят между собой. Не мудрено. Этот мистер держится так, как будто он купил судно. Нет, он не обругает вас, не накричит. Он вас и по спине потреплет, и сигаретой угостит, но только мало приятны его любезности. Даже совсем неприятны. Чувствуйте, мол, какой я добрый!

Говорят, Мартина назначили недавно, а прежде на его месте был грек, друживший с капитаном…

Радист Курт Шольц — тот фашист. Ничуть не скрывает, даже хвастает, как он служил Гитлеру. Курт был во время войны на Восточном фронте, то есть в России, и выполнял какие-то важные поручения. Послушать его — лучше войны и быть ничего не может. В окопах не мерз, как другие. Уцелел, гладкий вышел из заварухи, без царапины.

Да, диковинное судно! Пино застегнул куртку, выплюнул жвачку и постучал.

Он едва расслышал слабый голос, позвавший его. В сумрачной каюте пахло лекарствами. Капитан лежал в кровати, лысая голова его белела на взбитых подушках.

— Подними штору, — произнес он. — Вот так… Я хочу посмотреть на тебя.

— Я весь тут, сэр, — ответил Пино.

— Что-то мне рассказывали про тебя… Ах да, насчет какого-то значка.

— Было дело, сэр, — сказал Пино.

Пустяковое, в сущности, дело. В Лондоне матрос-кубинец подарил ему значок. Голова Фиделя Кастро, вырезанная из металла. Мистер Мартин, набиравший команду, заметил значок.

— Ты коммунист?

— Нет, — ответил Пино.

— А ты знаешь, кто это?

— Понятия не имею, — притворился Пино. — Этот бородатый джентльмен, должно быть, святой.

Мартин засмеялся.

— Давай меняться, — сказал он, отнял Фиделя и дал Пино другой значок, с крестом.

Все это Пино сейчас вспомнил и смутился. К чему же капитан ведет речь?

— Ты, мальчик, в самом деле не знаешь, кто такой Фидель Кастро?

— Откровенно сказать, сэр… Тогда, в Лондоне, хлестал дождь, а обогреться было не на что. Один ваш «Орион» нанимал людей. Выбирать не приходилось.

— Ты не бойся меня, мальчик.

— Очень хорошо, сэр, — обрадовался Пино. — Понятно, мне не хотелось отдавать подарок. Тем более — такой подарок. Но как прикажете поступить? Дом мой далеко, пешком не дойти.

— Где твой дом?

— В Мар-дель-Плата, сэр.

— Да, далеко… Все равно, они-то пришли бы и туда… Если бы не русские… Добрались бы и до твоего дома, можешь не сомневаться.

— Кто, сэр?

— Фашисты. Я разве не сказал?

— Нет. Или я не расслышал, сэр. Говорят, вы дрались с фашистами. Это правда?

— Правда, мальчик.

Как он воевал? С винтовкой? С пулеметом? Или, может быть, взрывал мосты, как норвежские партизаны, которых Пино видел однажды в кино? Только в кино