Шрифт:
Закладка:
— Мы могли бы быть отличными союзниками, отважная девочка. Но ты почему-то не слушаешь голоса разума…
«Союзниками!» — огненная демоница взглянула на него исподлобья, ненависть придала сил, и вдруг, неожиданно, с каким-то животным рёвом, насадив себя ещё сильнее на древко, рубанула когтями по его предплечью. Сломанный коготь сразу заныл по всей длине — наверное, расколола… Громом в вышине раскатилось эхо выстрела колесницы. Земля оказалась близко-близко — ноги не удержали стойку, и она села в грязь, широко раскинув полы одежд…
Тыгрынкэв с невероятным изумлением поднял к лицу изуродованные руки, а Кадомацу, одной рукой удерживая в животе гарпун, другой нащупала в грязи «Сосновую Ветку», и грозно поднимаясь, наконец, ответила на все его вопросы:
— Твой голос для меня — лишь шум дождя…
И срубила ему голову…
И опустилась на колени…
И закрыла глаза.
И подумала…
Правильно. Он опоздал со своей мудростью — на целую жизнь, родившись убийцей Мамору, и других — Теймура, Касима, Калима, того хорошего бхуты — телохранителя Тардеша. А она сама, она кем родилась — неужели тоже убийцей⁈ Нет… А кем⁈ Единственной любовью Тардеша⁈ Смешно… Она к нему и прикоснуться не может… «А разве ты можешь полюбить кого-то другого⁈» — Ни за что! — «Ну вот, не спорь, всё равно твоя судьба — идти за ним, идти… и быть на его стороне, даже если в словах негодяя есть доля правды… Путь даже в птичьей клетке…»…
Она открыла глаза и увидела Сакагучи — интересно, сколько он там стоял, видел ли поединок? Колпак колесницы поднялся вверх на четырёх колоннах — оттуда выскочил в блистающем золотом скафандре человек, но Сакагучи опередил его — подхватил падающую принцессу на руки, древко гарпуна дёрнулось, хрустнуло, полегчало — она уже не на коленях, не на земле, а в могучих руках телохранителя, почему-то вокруг много-много самураев. Колесницы вдруг взревели своими двигателями, подошла Ануш со своими сёстрами… нет, всего лишь Азер, целая и невредимая, Афсане и Гюльдан — тоже… «Тише, тише» — говорит Сакагучи: «Всё будет в порядке, сестрёнка» — и несёт, несёт её на руках…
…Так и запомнилась это победа — стрельба, схватка, гнев, сильные и заботливые руки Сакагучи… и шум дождя, столь громкий и надоедливый, что не давал слушать последних слов Тыгрынкээва… заглушал их…
И господин Сакагучи, по ошибке назвавший её «сестрой»…
Лицо с ожогом
…Интересно, с какой стороны он был роднёй Ёси? Что-то она никогда не задумывалась об этом, а ведь… на свою погибшую родственницу он вовсе не похож. Впрочем, всякие личные вопросы было бесполезно у него выяснять — господин Сакагучи в обычное время был разговорчив, как предмет мебели. Принцесса так и не узнала, как долго он там стоял — лишь со слов остальных слушала, что искали её достаточно долго…
В столице он не был в числе знакомцев Третьей Принцессы — так, один из свиты брата, что-то там какая-то родня его жене — ровесник Сабуро, день рождения празднует через две недели после Мамору — кстати, по этому факту-то и запомнила его имя! Так, было там кое-что…
Здесь же, многое изменилось… После похорон Мамору, бывший глава хатамото Хасимото счёл себя опозоренным, раз не смог уберечь наследника, и, отдав дела его спасителю — Сакагучи, увёз ставшего инвалидом Миямото на родину, где, говорят, постригся в монахи. Таким образом, и получилось восемь телохранителей вместо десяти. Кадомацу их унаследовала против своего желания — у неё и так ведь были суккубы, но господин Сакагучи, а впоследствии и грозное отцовское письмо, сумели настоять на своём. Мацуко подчинилась, но не было и дня, чтобы она не сбежала от собственного эскорта или бы не разослала его куда подальше!
Сакагучи оправдывал поговорку, что верные слуги всегда похожи на своего господина. Сестра Мамору часто находила в нём какие-то черты старшего брата — ну неудивительно, иначе бы он не кинулся ему на помощь! После операции его лицо стало ещё замечательнее — хирурги не нашли кожи нужного оттенка, и использовали наиболее совместимую — принцессы. Таким он и вышел — левой половиной лица алый, своего натурального цвета, а правой — оранжево-желтый, цвета принцессы. Причем оранжевая кожа, как часто бывает, была ещё нежна (женская же) не загрубела, и это выглядело так, как будто с сурового хатамото малость сколупнули старую краску. Ещё был участки на правой руке, Афсане говорила, что и на груди, и… ну, не будем пересказывать сплетни урождённых развратниц… Более тонкая новая кожа не скрывала обычно незаметных эмоций этого завзятого молчуна, выдавая каждое непроизвольное движение лица, и поэтому казалось, что обе половины живут каждая своей жизнью — спокойная уравновешенная алая, и нервная, эмоциональная оранжевая. Принцессе нравилась считать, что ему пересадили не просто кожу, но и частичку её самой, которая теперь рассказывает все секреты этого буки. Но за то, что этот угрюмый самурай дал ей проститься с братом, ей было не жалко и кусочка себя. И поэтому она никогда не рассказывала, откуда у неё взяли кусочки кожи для его лица — нечего уподобляться болтливым суккубам…
…Но началось всё с большой ругани…
…Это был Акбузат, пятый день после похорон принца. Метеа только-только приняла командование и с сумасшедшей скоростью носилась по планете, вникая во все дела, которые вскоре оказались совершенно неважными для Главнокомандующей. Сакагучи только-только выздоровел, только-только-только получил повышение, и теперь тоже носился по всей планете — за нею, чтобы поступить на службу. Ну и разумеется, не нашел ничего лучше, чтобы догнать поздним вечером, когда усталая девушка с подругами занималась последним туалетом.
Она еле-еле успела запахнуть полы халата и прикрыться крыльями, когда в её шатёр, синхронно пригнувшись, шагнули три здоровенных мужика. Сакагучи втянул носом воздух, и уничтожающе посмотрев на суккуб, провёл рукой:
— Так, обезьянки, кыш отсюда!
—
