– Так что же вы делали, любезный, всё это время?! – вспылил возмущённый издатель.

– Что-что… Работал! Думать – это ведь, знаете, тоже работа, и довольно непростая, – парировал укор Бальзак.

И всё же поездка Луи Мама в Саше оказалась не напрасной. Бальзак после отъезда издателя всё никак не мог засесть за «Сельского врача», меняя и перемешивая сюжет в голове. А потом сел и написал. За три дня и три ночи.

– Поздравьте меня, – скажет он однажды сестре Лоре. – Я просто-напросто становлюсь гением…{228}

Ничего удивительного, что, став маститым писателем и хорошо изучив людскую психологию (и психиатрию), с годами Оноре де Бальзак уже без труда мог не только наделять своих героев теми или иными качествами, но и достаточно точно оценивать психическое состояние своих коллег по цеху – именитых писателей.

«Тщеславие убивает Вильмена, как убило Лассайи и Жерара де Нерваля, и оно пожирает Ламартина и Тьера. У Гюго голова безумца, а его брат, великий неизвестный поэт, умер умалишённым. Всё это очень тревожно. Нет ничего опаснее, чем позволить обожествлять себя. Мы должны благословлять наших критиков»{229}.

Великие слова! Правда, Оноре, как всегда, чуточку лукавил, выводя своих товарищей на чистую воду. Ведь он и сам давно страдал манией величия. А что, великим можно…

* * *

…Вся жизнь Оноре де Бальзака – гонка со временем. Трудно представить, как этот вечно занятой увалень успевал не только перелопачивать неподъёмный груз своих поистине эверестовых идей, но и вести достаточно активный образ жизни.

«Даже отдыхая, Бальзак умудрялся утомиться до предела, – подмечает Г. Робб. – В те годы его жизнь еще не была так подробно задокументирована, как впоследствии, но в тех редких случаях, когда имеются надежные свидетельства его передвижений, кажется, что он буквально был вездесущ… Вечером 7 сентября 1831 г. Антуан Фонтане видел его в салоне барона Жерара. Вскоре после этого Бальзак оказывается в Саше, в 13 милях от Тура, причем ехать приходилось по трудным дорогам. Сам же Тур находился в двадцати трех часах езды от Парижа. 13 сентября Фонтане снова сообщает, что видел “великолепного мсье де Бальзака” в Париже, в салоне мадам Ансело. 20 сентября Бальзак снова был у барона Жерара; но 23 сентября мы узнаем, что Лора послала брату денег в Немур, город, который находится в 50 милях от Парижа. Железнодорожное сообщение тогда пребывало еще в зачаточном состоянии, но Бальзак носился туда-сюда так, словно уже изобрели скоростные электропоезда»{230}.

Зачастую такая спешка позволяла этому оборотистому «коммивояжеру идей» успевать даже там, где он, казалось бы, уже давно опоздал. После выхода «Шагреневой кожи» и «Луи Ламбера» Бальзак становится признанным классиком художественной литературы; его романы взахлёб читают в Германии, Голландии, Италии, России… А в ответ автор получает сотни восторженных писем со всех уголков Европы.

Вроде бы цель достигнута: Оноре проживает в относительном достатке, много работает и, купаясь в лучах собственной славы, наслаждается жизнью. Но Бальзаку этого мало. Ибо из всего того, к чему писатель так долго стремился, он никак не мог обрести главного в цепочке личного счастья: Женщины и Богатства. Ведь Бальзак по-прежнему был вынужден скрываться от кредиторов, следовавших за ним по пятам; ну а единственная женщина – она так пока и не появилась на горизонте его надежд. Мало того, последняя история с маркизой де Кастри показала, как можно ошибиться, сделав ставку не на ту.

Большинство исследователей уверено, что, если б Оноре не испытывал некие комплексы, связанные со своим «сомнительным дворянством» и неистребимым желанием разбогатеть, он смог бы достичь значительно больше. По крайней мере, не отвлекаясь на любовные интриги, мог осуществить множество несостоявшихся литературных проектов, то есть написать десятки не увидевших свет романов.

Другая же часть почитателей Бальзака с такой постановкой вопроса категорически не согласна, считая, что именитый писатель заслуживал тихого семейного благополучия в окружении достойной жены, в придачу к которой имел бы официально доставшийся от супруги дворянский герб, титул и, конечно, немалое наследство. Ну что ж, и эти по-своему правы. Хотя, если исходить из фактов, то женитьба на г-же Ганской, скорее, ускорила уход Бальзака, нежели продлила годы его плодотворного творчества. Что ж, чужая семья – потёмки…

* * *

«Щелчок по носу» в личной жизни Бальзака обернулся мощным всплеском его творческой активности. Литературная слава явилась всего лишь моральной (в каком-то смысле и материальной) поддержкой для тщеславного характера романиста. Другое дело, что сейчас он уже не мог остановиться. Потому что окончательно понял: творческий Олимп наконец достигнут. Оноре познал главную тайну своего литературного дара, основу которого составляли три кита: а) писать следует честно, изображая персонажи такими, каковы они есть на самом деле, а не выдумывать их идеализированными куклами на потребу публики; б) качество изображаемых персонажей должно превалировать над их количеством, а сюжетная линия являться всего лишь фоном, усиливающим эти самые качества; и в) художественный реализм – тот литературный базис, на который далее следовало опираться в творчестве.

Приведя в порядок мысли, Бальзак приходит к очевидным выводам: довольно мистики, фантастики и прочих сказок! Основой его творчества должны были стать человеческие судьбы – с непростыми биографиями, разными мыслями, душевными тайнами, переживаниями и устремлениями. И не столь важно, из какого сословия твой главный герой; важнее другое – его внутренний мир, духовный стержень, собственное «я». А ещё – как этот человек способен уживаться с другими людьми, со своим окружением и в социуме в целом. Таким образом, подводит итоги Оноре, его романы должны отражать действительность.

Чем занимались древние скульпторы для получения очередного шедевра? Правильно: они всего лишь отсекали лишнее. Так и в литературе: натуру следует брать прямо на улице – в торговой лавке, в сквере, в собственном дворе, в театре, на рынке, отсекая все лишние элементы, чтобы «слепить» из самородка литературный персонаж. Задача писателя – увидеть в человеке, будь то дворянин, кухарка или стряпчий, то, что не способны увидеть другие. Надо писать так, как это делает умелый скульптор, избавляясь от всего ненужного.

Следует знать широту бальзаковской души, чтобы понять, насколько масштабны были его планы. Оноре вдруг показалось, что он уловил некую невидимую, тонкую, как паутина, нить, витавшую где-то поблизости, находясь буквально на расстоянии вытянутой руки. Бальзак долго не мог дотянуться до этой нити, но однажды всё-таки поймал. То была не нить, а мысль. Чрезвычайно важная – как запах, влекущий крадущегося сеттера к