– Ты вообще понял, что я сказала? Или увиливаешь, как всегда? За мной охотится полиция!

– Я даже не спрашиваю тебя за что. Просто обещаю всё уладить.

Он говорит таким тоном, будто речь идёт о выходке трудного подростка, которую доброму папочке предстоит расхлёбывать.

– Нет, – отвечаю я ему. – Так просто ты не отделаешься. И я не останусь здесь. Вернусь на Периферию, откуда я родом. Не знаю даже, зачем я сегодня пришла… Неужели воображала, что мы сможем нормально поговорить? Хотя бы раз в жизни. О реально важных вещах.

Отец начинает проявлять признаки нетерпения. Он трясёт ногой, украдкой глядя на часы.

– Дай нам немного времени, мы… найдём слова. Нам непросто. Не уходи прямо сейчас.

Мать добавляет:

– Ну конечно же, ты останешься, дорогая. Здесь ты дома. И твой брат хочет, чтоб ты была с нами.

Я почти не слушаю. Я смотрю на отца. Он явно нервничает. Не похоже на него. Звонит телефон. Он хватает трубку с явным облегчением на лице. Моё дыхание учащается. Внутренние датчики опасности мигают красным. Быстрее!

– Да, пусть поднимутся, – тихо произносит он.

Мать тоже услышала.

– Кто там? – спрашивает она. – Уже поздно…

Я инстинктивно отступаю. Сердце выскакивает из груди. Меня переполняют гнев и отчаяние, мысли кипят. Но я пытаюсь сохранять хладнокровие.

– Загляну к Пуху, – говорю я бесцветным голосом.

Прохожу через гостиную и направляюсь к спальням. Оказавшись в коридоре, бросаюсь бежать по ковровой дорожке, заглушающей мои шаги. Пролетаю мимо моей комнаты, детской, ванной. Я надеюсь выбраться через дверь для прислуги. Но она оказывается заперта. Я оборачиваюсь. В конце коридора неподвижно стоит смертельно бледная мама. Она бросает взгляд в глубину гостиной, потом на меня, пытаясь собрать пазл свершившегося предательства. Я слышу, как лифт останавливается на нашем этаже. Шаги, шушуканье. Мать закрывает входную дверь на ключ и бросается ко мне. Её шатает, она хватается за стены. Добежав до меня, она берёт моё лицо в свои ладони. Слёзы льются по щекам, глаза горят.

– Дитя моё, моя дорогая девочка… Мы… Я не сказала тебе… не дала тебе…

Она качает головой, не в силах подобрать слова. Горло её сжимается. Меня тоже захлёстывают эмоции.

– Я ничего не знала, – наконец удаётся вымолвить ей. – Кроме того, что я удочерила девочку. И надеялась, что она станет мне дочерью… как если бы я её сама родила.

Она оборачивается. В дверь уже ломятся.

– Мистер Хант! Мистер Хант! Откройте! Полиция!

Дрожащей рукой мать протягивает мне связку ключей.

– Быстрей! Красный!

Я вставляю ключ в скважину – готово, выход открыт! Дверь в прихожей сотрясается от ударов. Продержится она недолго. Я прижимаю к себе рыдающую мать.

– Теперь ты моя сообщница! Они тебя арестуют! Бежим со мной!

Она отстраняется, гладит меня по щеке и, заливаясь слезами, бормочет:

– Да, мы сообщницы…

Я закрываю глаза. Как хочется забыть о полиции в нескольких метрах от нас, уткнуться в колени матери и насладиться этой нежностью, этим долгожданным моментом правды. Почему он пришёл так поздно? Слишком поздно.

– Идём, – повторяю я. – Они всех вас загребут.

Мать качает головой.

– Я останусь здесь, – мягко говорит она. – С ним. Я знаю, что ты не поймёшь… Но это мой муж.

– Он мерзавец! – кричу я срывающимся голосом. – Ты же видишь, мама! Он вызвал копов, он предал меня! Он врал тебе с моего рождения!

Она грустно улыбается. Ещё один удар. Створки входной двери трещат. Мать вдруг срывается с места и через пару секунд возвращается с сонно хнычущим Пухом на руках. Она подбегает ко мне. Я не успеваю опомниться, как мальчик, не открывая глаз, привычно устраивается в моих объятиях.

– Забери его! – говорит она.

– Мама! Он должен остаться с вами! Это же ваш сын!

– У меня и, возможно, у его отца сейчас начнутся неприятности. Нас обвинят в твоём бегстве. И я не буду ничего отрицать.

Мать подталкивает меня к лестнице для прислуги.

– Мила, я принимаю своего мужа таким, какой он есть. Но я не хочу, чтобы мой сын был на него похож. Мы найдём друг друга, когда всё уладится. А всё обязательно уладится, – произносит она глубоким голосом.

Я отступаю к лестнице, не сводя с неё глаз. Я не в силах поверить в происходящее. Входная дверь на том конце коридора разлетается в щепки.

– Беги! – кричит мать.

Она выталкивает меня на лестничную клетку и щёлкает замком.

Эмили Хант стоит, прислонившись спиной к двери. По коридору прямо на неё идёт высокая худая женщина в брючном костюме и с очень короткими белыми волосами. За ней следуют двое мужчин в штатском. Эмили выпрямляется.

– Что происходит, в конце-то концов?! – восклицает она, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Кто вы такие?

Ей никто не отвечает. По жесту женщины мужчины врываются в каждую комнату. Они переворачивают всё вверх дном, даже самые малюсенькие шкафчики. Потом возвращаются и качают головами. Женщина подходит к Эмили и холодно спрашивает:

– Где она?

– О ком вы говорите?

Леди А. грубо отстраняет её и дёргает служебную дверь. Эмили вжимается в стену – и вдруг роняет связку ключей. Спешит наступить на них, чтобы спрятать. Леди А. секунду смотрит на неё. Потом носком ботинка наносит быстрый и точный удар в голень. Эмили вскрикивает, но удерживается на ногах. Один из мужчин поднимает связку и начинает подбирать ключи. Третья попытка оказывается удачной. Мужчины устремляются к служебной лестнице.

– Не смотрите ей в глаза! – кричит им вслед леди А. – Если она попытается что-то сделать с одним из вас, второй должен её тут же пристрелить.

Эмили сползает вниз по стене. Она тихо плачет. Потом поворачивает голову и видит в другом конце коридора Фрэнка Ханта. Он опускает голову, делает шаг назад и исчезает из её поля зрения.

Я бегу по лестнице, прижимая к себе брата. Я задыхаюсь. Слёзы застилают глаза, я вытираю их рукавом. Пух хрипло ворчит:

– Где мы? Куда мы идём? Отнеси меня в мою комнату!

Я прижимаюсь лбом к его лбу:

– Молчи! И держись крепче.

Пух, видимо, слышит панику в моём голосе и на этот раз не спорит. Он обвивает меня за шею худыми ручонками и кладёт голову мне на плечо.

– Ногами тоже держись, – говорю я.

Хочется освободить одну руку, чтобы хвататься за перила на поворотах.

Ещё пять этажей. Удары сердца отдаются уже в затылке. Я слышу погоню. Выглядываю в пролёт и вижу руки в чёрных перчатках, скользящие по перилам. Они выше нас на пять этажей. Но они не несут на