Леди А. немного отодвигается и оглядывает его с ног до головы.

– Отныне вы ни в чём не сомневаетесь, так? Вы правы. Уверенность – великая сила.

Он садится на кровать и ждёт. Что ещё она ему приготовила?

С. поднимает глаза. Леди А. берёт стул и садится рядом. Она справилась с гневом, её лицо опять бесстрастно. Но вдруг она вздыхает и сжимает виски. С. наблюдает за ней с удивлением. Она никогда не позволяла себе таких человеческих проявлений. Неужели ситуация сломила эту несгибаемую женщину?

– С., перед тем как прийти сюда, мы задались одним вопросом…

Он смотрит на неё, пытаясь по интонации угадать, что она задумала.

– Давно ли мадам Риве не получала весточки от вас?

С. бледнеет и сжимает кулаки.

– Нет. Только не она. Вы не тронете её.

Леди А. с наигранным удивлением поднимает бровь.

– Ну что вы, С., это сказано без всякого злого умысла… Просто эта женщина рассчитывает на вас… Она, должно быть, уже в возрасте…

В нём поднимается глухой гнев. Такой силы, что он, умеющий контролировать всё, не может с ним совладать.

– Единственный человек, который всегда поддерживал вас, да? Защищал, когда вы были ребёнком, таким одарённым… и таким нелюбимым… Кажется, она единственная любила вас по-настоящему, а, С.?

Он с трудом сглатывает, не спуская с неё глаз.

– Так вот, у нас есть новости о мадам Риве. Она госпитализирована. У неё слабое сердце.

– Замолчите.

– Знает ли она, как далеко вы зашли вчера и как низко пали сегодня? Вынесет ли это её бедное сердце? Хотите проверить?

Леди А. встаёт, глубоко вздыхает и разводит руками.

– Но она столько сделала для вас. Она имеет право знать. Мы не можем, мы не должны мешать этому.

С. тоже встаёт и подходит так близко, что чувствует исходящий от неё ледяной холод.

– Неужели вы никогда от меня не отвяжетесь?

– Единственный правильный ответ, С., таков: это вы никогда не отвяжетесь ни от нас, ни от своей родины. Так докажите, что вы ещё на что-нибудь годитесь. И спасите мадам Риве.

– Чего вы от меня хотите?

– Найдите способ остановить их.

– Я не могу ничего сделать.

Он выдерживает паузу, потом уточняет:

– По крайней мере отсюда.

– Через час вы будете в вашей лаборатории, – обещает она. – Конечно, под надёжной охраной. Но со всеми необходимыми вам материалами… Имейте в виду, даже мечтать о побеге будет непростительной ошибкой с вашей стороны.

С. издаёт сдавленный смешок.

– А если у меня не получится?

Леди А. поднимает бровь и поворачивается к дверям.

– Не стройте иллюзий, С. Если вы потерпите поражение, мы вас не убьём. Только в случае удачи мы окажем вам подобную милость.

64

Целый час я добираюсь до квартала, где провела почти восемнадцать лет жизни. Я периодически меняю направление, заметаю следы. Странное, болезненное беспокойство переполняет меня в последние дни. И оно почему-то лишь усилилось, когда я нашла всех выживших Спиритов, всех близнецов, рассеянных по Периферии. Как будто наша встреча неминуемо должна привести к конфликту и противостоянию. Мы словно семья, где родственники никогда не видели друг друга, а потом вдруг узнали невероятную тайну, к которой никто не готов. И «семья» начинает кипеть и клокотать, как вулкан. Правда, Вигго, наоборот, полон мирной энергии. Вот бы она была ещё и умиротворяющей. Из нашей встречи, из соединения разных устремлений должно родиться что-то очень важное. И для нас, и для всего общества. Хотелось бы быть такой же позитивной, как Вигго! Да, его идеи наполняют меня радостью. Но на душе лежит какая-то необъяснимая тяжесть. Я всегда быстро заражаюсь общим напряжением. Впрочем, и чужое спокойствие может на меня влиять. В конце концов я убеждаю себя, что Вигго прав и что я сама тоже верю в лучшее. Только не сегодня.

Я петляю по зелёным, идеально чистым улицам вокруг Центрального парка. Сердце моё сжимается, когда я вижу мраморные ступеньки, ведущие в наш дом. Стеклянные двери бесшумно разъезжаются, пропуская меня внутрь. Я устремляюсь через холл к лифтам. Консьерж лениво поднимает голову.

– Простите…

Я не останавливаюсь.

– Куда вы идёте? – Он с трудом поднимается из кресла.

Вздохнув, я оборачиваюсь.

– Не догадываетесь? Домой.

– Я вас не узнал, – врёт он.

– Забыли меня за неделю? Хотела бы я сказать то же самое.

И тут я понимаю, что куда-то дела электронный ключ, пропускающий в лифт и на этаж. Приходится возвращаться.

– Я потеряла ключ. У вас есть дубликат?

Он поспешно мотает головой.

– Конечно, у вас есть, – настаиваю я. – Если только вы сами его не потеряли.

Он таращит глаза, никак не реагируя на мои слова. И совсем не пытаясь быть приятным. Впрочем, как всегда. Не хочется применять к этому придурку мою силу. Я сжимаю кулаки. Стараюсь успокоиться.

– Послушайте. Если я потеряю мой ключ, отец меня убьёт. А если вы – он вас уволит. Вы по-прежнему уверены, что у вас нет запасного?

Консьерж выслушивает мои слова с презрительным любопытством. Но потом всё-таки открывает шкафчик и протягивает мне ключ.

– Вот видите, надо было просто получше поискать, – замечаю я с насмешливой улыбочкой.

– Не забудьте вернуть.

– Посмотрим. Может, я и его потеряю. И скажу, что это вы.

Когда двери лифта закрываются, я вижу, что консьерж хватается за телефон.

– Не беда, можешь его предупредить, – бормочу я. – Он всё равно знает, что я приду.

Двери открываются. И я с колотящимся сердцем оказываюсь перед нашей квартирой. Вхожу и медленно иду по коридору. В большой гостиной замечаю какое-то движение и осторожно заглядываю внутрь. На огромном диване сидит худенький светловолосый мальчик лет семи. Он утопает в вышитых золотом бархатных подушках. Да, мои родители любят покупать такое барахло – совершенно отвратное и безумно дорогое. Так вот, мальчик. С бешенством он давит на пульт видеоигры. На экране отряды солдат в национальной военной форме сражаются с ордами первобытных людей. Неужели этот ужас создали, чтобы внушить детям мысль о разнице между Центром и Периферией? Даже думать не хочу! Я тихонько подхожу, наклоняюсь и дую ему в ухо, как делала всегда с его рождения. Пух подскакивает. Застывает на мгновение. А потом возвращается к своей игре, словно ничего не произошло. Он, конечно, заметил меня. И я вижу явные признаки эмоций. Лицо моего брата багровеет до кончиков ушей, голова слегка трясётся, ноги подрагивают. Почему-то он делает вид, что не обращает на меня внимания. Я пока не понимаю, в чём дело. Но он, разумеется,