не повинная птица стала атрибутом похоти, смертного греха, а, вылетая через зад, она намекает на peccata contra naturam (грех против природы). Цвет злого демона нёс негативные коннотации: в синих тонах обычно изображались черти, евреи, мусульмане, еретики, отступники, язычники и прочие «гады». Элегантный трон, на котором восседает дьявол, – унитаз. Он подчёркивает дальнейшую судьбу съеденных грешников. Иероним жил в городе, пронизанном каналами. В те дни река исполняла функции открытой канализации, и зловоние каналов окутывало улицы города. Очень богатые горожане (как Босх) могли позволить себе возведение над водой будки с таким же протоунитазом, как на изображении. Там они облегчались в одиночестве и относительно гигиеничных условиях. А простые люди ходили прямо в реку. Котёл, венчающий голову дьявола на манер короны, – непременный атрибут адской кухни, на которой идёт бесконечное мучительное приготовление грешников. Кстати, ассоциируется он не только с адом и грехом чревоугодия. Котёл – необходимая часть домашней (читаем: женской) утвари и позже будет ассоциироваться с ведьмовскими практиками. Рядом с отхожим местом сидит проститутка, на её сердце – жаба, смотрится она в задницу-зеркало демона, веткообразные руки которого опутали её тело. В описании ада у Винсента Бове демоны заталкивают в глотки сребролюбов раскалённые монеты, грешники, как и у Босха, давятся и изблёвывают, но лишь затем, чтобы получить их обратно. Совиновидный монстр истязает грешников за различные буйства плоти.

На первом плане – развитие идеи и образа адской таверны. Обнажённая женщина с игральным кубиком на голове держит в руке кувшин и горящую свечу – приметы блудных деяний. Заяц – аллегория похоти и, вместе с тем, традиционная жертва охоты – предстаёт здесь сам в качестве охотника, трубящего в рожок и несущего добычу – человека. Повсюду разбросаны принадлежности для азартных игр. На щите крысы-ската – пародийное, а следовательно, кощунственное изображение благословляющей длани в сочетании с игральной костью – декларативное нарушение запрета на произношение имени Бога всуе или же – молитва богу фортуны, а не истинному.

Богохульственный кабак (полный азартных игр, часто запрещавшихся в Средние века, и неумеренного потребления алкоголя) считался источником возбуждения, ссор, агрессии и разврата. Одиозности всей сцене добавляет евангельский сюжет, часто изображавшийся в нидерландской и итальянской живописи XV–XVI вв., – он рассказывает о римских воинах, разыгравших хитон Христа жребием (Ин. 19:23–24; Пс. 21:19). Традиционно этот сюжет был представлен как бросание костей непосредственно под распятием Христа, но позже перекочевал в антураж таверны (рис. 48).

Рис. 46. Ад музыкантов. Любители побаловать слух мучаемы инструментами: арфа – распинает на своих струнах, барабан – заточает, шалмей (духовой инструмент) – орудие еретика, блок-флейта – в анусе, лютня – истязает грешников. Центральный инструмент – колёсная лира, из её деки высовывается женщина (возможно, монахиня) с металлическим треугольником, на лире – слепец, поворачивающий рукоятку, подобно нищему попрошайке, он держит чашу в другой руке. От чаши вьётся нитка с подвеской – металлическая печать на ленте: лицензия на прошение милостыни в определённом городе в определённый день. Адский концерт идёт полным ходом!

Рис. 47. Гибридизация образа борделя с адским концертом и хороводом. Фрагмент «Страшного суда» из Брюгге.

Позднее Средневековье породило множество различных текстов, писем, изображений, адресованных молодой аристократии и городской буржуазии и предостерегающих их от посещения кабаков, борделей, охоты, а также от азартных игр (триптих должен был показать молодому принцу Генриху III Нассау-Бреда, двору Габсбургов, Филиппу Красивому определённые модели поведения, недостойные дворянина). В учебно-афористической поэме 1450 года «Притча о браке» (нид. «Dit zijn proverben van huwene») описываются примеры как праведного, так и дурного поведения, связанного с обжорством, винопитием, забвением заповедей, поста и законов Божьих[74].

В народных средневековых преданиях дьявол обожает азартную игру, всяческие пари и соревнования, но в то же время не упускает случая наказать тех смертных, которые следуют его примеру. Он, например, убивает священника, игравшего в карты по воскресеньям.

Моралите о карточных играх или игре в кости – распространённый сюжет в европейском фольклоре: бражник или солдат, путник попадает в ад, играет в карты с чертями (или со смертью) и отыгрывает у них души грешников. У Босха мы видим историю проигрыша.

Босх нередко изображает таверну как место порока и упадка. Помимо социально-дидактического напутствия посредством демонстрации примеров неподобающего поведения, важно, что и сам ад в средневековой культуре часто репрезентируется как кухня, на которой жарят, парят, раздирают и всячески наказывают душу человека, представленную в форме тела.

Рис. 48. Перед нами сцена в борделе. Средневековые нидерландские тексты описывают три греха, связанные с городской жизнью: кувшин (алкоголь), карты (азартные игры), женщина-проститутка, которая дежит зажжённую свечу, сигнализируя, что свободна и может принять клиента. На центральной панели «Страшного суда» Босх также изобразил простоволосую блондинку-распутницу, которую змеедракон похотиво держит за одну руку, в другой – свеча. Фрагмент ада, «Сад земных наслаждений».

Рис. 49. Демон-охотник поймал свою добычу, кишки которой влачатся по земле. «Воз сена», фрагмент ада.

Рис. 50. Папа римский в кругу демонических женщин-ведьм возглавляет застолье внутри гигантского борделя-фонаря. «Страшный суд» из Брюгге.

Рис. 51. Псы атакуют рыцаря в доспехах, осквернявшего церковь (судя по золотому потиру и валяющейся рядом облатке), нож с буквой «М», штурм фонаря – повторяющиеся в босхианском аду мотивы. Фонарь символ амбиволентный, с одной стороны понимается как духовный светильник, его часто можно увидеть в руках аскета-наставника святого Христофора, а с другой – как атрибут ложного поиска: бродить днём с фонарём, к примеру у Питера Брейгеля на гравюре «Eick—Nemo» нарисованы ростовщики, преисполненные ложных материальных ценностей, которые они выискивают с зажжёнными лампами, не видя дневного, не ведая божественного света. Можем ли предположить, что Босх также хочет сообщить своему зрителю о хищении и растлении духовных или церковных ценностей? Скорее всего – да (как в «Корабле дураков», «Возе сена», и многих других работах).

Мегаполис – это ад

Помимо использования традиционных топосов ада