и стали стройны». Делая это совершенно правильное наблюдение, Прахов далее спешит отнести стройность и грацию михайловских мозаик на счет «русской фантазии», которая будто бы «поколебала» стиль византийских форм. На самом деле за шестьдесят лет, отделяющие софийские мозаики от михайловских, изменился стиль искусства в самой Византии. Стиль михайловских мозаик нисколько не противоречит стилю других византийских мозаик конца XI – начала XII века. Мы встречаем в нем те же черты, которые определяют и стиль мозаик Дафни, – стремление к сложности, к ритмическому разнообразию, к преувеличенной грации и стройности фигур, достигаемой при помощи крайне удлиненных пропорций.

Относительная редкость византийских фресок XII века делает весьма ценным памятником фрески киевского Кирилловского монастыря. Эти фрески долгое время были скрыты под штукатуркой; в 1860 оду они случайно обнаружились при перетирании штукатурки и в 1881–1883 годах были открыты и реставрированы под руководством А. В. Прахова. К величайшему сожалению, реставрация велась здесь со столь малой осторожностью, что лишь незначительные части кирилловских фресок можно считать теперь подлинным древним памятником. Наибольшее значение имеет роспись на стене южной апсиды нынешнего Кирилловского придела, изображающая главные моменты из жития св. Кирилла, епископа Александрийского. Насколько можно судить в их теперешнем состоянии, фрески Кирилловского монастыря принадлежат к той византийской живописи, которая распространилась как замена мозаики. От мозаики эта живопись удержала крайнюю простоту композиции, фронтальность фигур, неподвижность, большое внимание к драгоценному убранству одежд. В XII веке в византийском искусстве уже боролись две тенденции: одна – «мозаическая», монументальная, другая – живописная. Михайловская мозаика дает нам случай видеть одну из ранних побед передовой живописной тенденции, проникшей в самое искусство мозаики. Кирилловские фрески, напротив, показывают, что приемы мозаичного стиля господствовали еще в «отсталых» проявлениях византийской живописи XII столетия. О том же свидетельствуют некоторые другие росписи того же века, сохранившиеся в северной Руси. Вне Киева еще довольно многочисленны памятники византийского искусства, относящиеся по большей части к XII веку. В ближайшей Черниговской области сохранились остатки стенных росписей этого времени в Остре[337] и Старогородке[338]. Главное значение принадлежит, однако, памятникам новгородской и суздальской земель. Новгород был приобщен к византийской культуре почти одновременно с Киевом. Св. София Новгородская была заложена лишь на девять лет позднее св. Софии Киевской, в 1045 году[339]. Украшение храма велось, однако, в Новгороде гораздо более медленным темпом, чем в Киеве. Росписи в куполе и в алтаре можно отнести ко времени, непосредственно следующему за постройкой церкви, но известно, с другой стороны, что храм расписывался еще в 1108 году и что живопись в притворах была закончена в 1144 году[340]. После того много раз древняя живопись покрывалась слоями новых росписей, а в 1835 году все стены св. Софии были сплошь записаны масляной краской. Свободным от записи оставалось изображение Спасителя в куполе.

В 1893 году было приступлено к снятию росписи 1835 года и открытию древних фресок. Эта весьма небрежно исполненная работа дала недостаточные результаты: лишь следы древних фресок открылись в барабане купола, в алтаре, кое-где в приделах, и только в приделе св. Владимира была освобождена превосходная роспись, дающая понятие о первоначальном украшении храма. Наиболее значительно здесь изображение св. Константина и Елены, относящееся, по-видимому, к первой половине XII века. Оно исполнено в том же «мозаичном» стиле, что и киевские кирилловские фрески. Но здесь перед нами произведение гораздо более высокого мастерства, отмеченное аристократизмом узора и цвета. Красота легких цветных пятен, из которых кажется сотканной эта фреска, заставляет вспомнить лучшие создания византийского искусства в Италии – фрески нижней церкви св. Климента в Риме и монастыря в Субиако. Если такая роспись покрывала некогда все стены св. Софии Новгородской, то этот храм был несомненно одним из прекраснейших храмов своего времени.

В истории архитектуры указано, как велика была строительная деятельность Новгорода в XII веке. В числе построек этой эпохи был такой истинный перл русского зодчества, как Георгиевский собор Юрьева монастыря. Между 1156 и 1199 годами новгородцы соорудили не менее двадцати церквей[341], и нет никаких сомнений, что большинство этих церквей было украшено живописью. К сожалению, обычное русское небрежение сделало чрезвычайно редкими новгородские росписи XII века. Еще каких-нибудь пятьдесят лет тому назад можно было видеть фрески в церкви Благовещения на озере Мячине, построенной в 1179 году и расписанной в 1189 году. Теперь эти фрески грубо замазаны масляной краской[342]. Еще более дикому разрушению подверглась замечательная церковь св. Георгия в Старой Ладоге. Эту церковь и сохранившиеся еще в ней росписи следует отнести также к 80-м годам XII столетия. Древние фрески были обнаружены здесь еще в 1780 году. «В 1847 году ревнители благолепия храма начали исправлять его, и отбили множество фресок, отбили бы и все, если бы какое-то лицо, случайно посетившее церковь, не остановило эту варварскую затею приходского священника, задавшегося целью по отбитию всех фресок заштукатурить стены вновь»[343]. Оставшиеся изображения были забелены известью и только через несколько лет вновь отчищены по приказу духовных властей.

Эти фрагменты ладожских росписей, наравне с уцелевшей фреской св. Софии Новгородской, являются ныне высшим художественным достижением византийско-русского XII века. В куполе ладожской церкви св. Георгия изображены по обыкновению Господь Вседержитель в ореоле, который поддерживают восемь ангелов. Ниже ангелов помещены апостолы и среди них Богоматерь с двумя ангелами. Эта часть росписи представляет, таким образом, полностью композицию Вознесения. К сожалению, она сохранилась очень плохо. Ниже находятся изображения пророков в восьми простенках окон барабана. В своде северной апсиды помещено поясное изображение архангела Гавриила, в своде южной апсиды – архангел Михаил. Изображение Евхаристии в главной апсиде не сохранилось. Здесь уцелели лишь два святителя. На стене диаконника сохранилось изображение покровителя храма, святого Георгия на коне, поражающего дракона. На западной стене видны фрагменты Страшного Суда. Другие фрагменты разбросаны по всему храму, и из них следует отметить изображения мученицы Марии и святителя Николая в арках под хорами.

Как видно из сказанного, до нас почти не дошли изображения сцен, но, по-видимому, сцены и не были многочисленны в росписях церкви св. Георгия, придерживавшихся еще мозаичной византийской схемы X–XI веков с ее преобладанием отдельных фигур. Тем не менее большинство этих фигур обнаруживает явную тенденцию к живописности. Движение чувствуется и в фигурах ангелов, и в фигурах апостолов, и особенно в изображении св. Георгия. О живописности говорит и подбор красок, более богатый, более «нарядный», чем тот, который встречался в описанных до сей поры фресках. Здесь между прочим встречаются и двуцветные одежды, на