Мы засели за непростые расчёты. Под рукой оказались таблички с данными о размере полей, численности рабов, их обязанностях, доходности культур и состоянии инфраструктуры виллы. Каждая цифра вызывала новые вопросы: сколько земли выделить каждому? Какая часть стада перейдёт к колонам? Сколько ресурсов нужно оставить на обслуживание амбаров и винодельни?

Работа заняла не меньше четырёх часов. Говорили мало, сосредоточенно записывая результаты. Таблицы заполнялись, и к концу работы я ощущал одновременно облегчение и вымотанность.

Когда всё было закончено, мы, наконец, вздохнули с явным облегчением.

— Остаётся согласовать это с моим отцом. Мы повторим ему всё, что я изложил, и попросим выделить твою виллу для эксперимента. Он не откажет, — подвёл итог я.

— Надо учесть, что текущий год может не дать точных результатов, ведь работы уже начались, — заметил Рустик.

— Верно, — кивнул я. — Но это не повод откладывать. Мы начнём сейчас, тщательно собирая данные. А следующий год позволит сравнить результаты и оценить, что работает, а что нет.

Мы обсудили ещё несколько деталей, уточнив оставшиеся вопросы. Когда наставники ушли, я наконец вздохнул, испытывая одновременно удовлетворение и волнение.

Колонату — быть!

Я понимал, что запускаю процесс, который способен изменить всю Империю. Эта мысль пронизывала меня до мурашек.

***

930(177) конец марта (следующий день), Рим, Палатиум

Мы вчетвером снова находились в кабинете отца, рассказывая ему о наших выводах по колонату. Я вёл изложение, а Фабий и Рустик дополняли, где я что-то упускал. Было очевидно, что они глубоко вникли в тему и, вероятно, обсуждали её между собой после нашей встречи.

Отец слушал нас с каменным лицом, не подавая виду, что думает. Однако, когда речь зашла о проблемах с рабами и латифундиями, его взгляд стал задумчивым, а в глазах появилась заинтересованность.

Когда мы закончили, он откинулся на спинку кресла и произнёс официальным тоном:

— Ты проделал огромную работу, цезарь.

Он сделал паузу, оглядывая нас, и продолжил:

— Я вижу, что куратор и вилликус поддерживают тебя. А значит, твоя идея не так уж бессмысленна, как может показаться на первый взгляд.

Его лицо смягчилось, и он рассмеялся:

— Освободить рабов и дать им землю! Это звучит слишком необычно и даже пугающе. Но я считаю, что в этом есть здравый смысл. Ты, как всегда, подходишь к делу основательно.

Он кивнул, вспоминая наши прежние разговоры:

— Я помню, как ты говорил о противоестественности рабства. Если мы сможем исправить это и при этом получить больше прибыли, то зачем держаться за старые идеи? Конечно, найдутся те, кто будет сопротивляться...

Отец ненадолго задумался, затем продолжил:

— Но если ты прав, что они проиграют экономически, то их возмущение не имеет значения. Бунтовать будут только богатые магнаты. А простых рабочих это не коснётся.

Он снова замолчал, переваривая услышанное, а затем одобрительно произнёс:

— Как же ты метко заметил проблему с латифундиями и легионами. Молодец! Увы, бороться с латифундиями невозможно. Я не от хорошей жизни стал привлекать варваров в наши войска.

После короткой паузы его лицо озарилось уверенностью:

— Да, это однозначно решение порядка Логоса. Именно так и нужно это представить. Что же, я согласен на эксперимент на одной вилле. Вы получаете моё разрешение на все необходимые действия и расходы. Это важный опыт, и я хочу, чтобы вы тщательно фиксировали все детали. Мы должны понять, как всё работает на практике.

Он взглянул на меня и добавил:

— О законе не беспокойся. Я дам поручение юристам, чтобы они начали работу. Всё необходимое я объясню им сам. Готовый проект закона должен быть к тому моменту, когда мы будем представлять его в Сенате.

Я кивнул, но добавил:

— Нужно учесть в законе разные виды аренды, как между хозяином и колонией, так и с отдельным колоном. Всё же хозяйства бывают разные.

— Хорошо, я передам это, — согласился отец. — Мы будем обсуждать детали закона по мере его проработки.

С этими словами он дал понять, что аудиенция завершена. Мы получили всё, что нужно: разрешение, поддержку и обязательство о подготовке закона. Оставалось только ждать. Увы, это не будет быстро.

***

930(177) начало мая, Нижняя Мёзия, вилла Рустика

Рустик вышел из villa urbana, где он жил. После всех согласований в Риме он поспешил добраться до виллы. Такие преобразования нельзя было доверить одной лишь переписке — всё нужно было проконтролировать лично. Чувство ответственности за порученное дело тяжело давило на него.

Перед домом уже стояли рабы и вольнонаёмные рабочие, собранные его помощником. Рустик окинул их взглядом. Рабы, как всегда, смотрели равнодушно, явно радуясь тому, что хотя бы сейчас их не гонят работать на поля. Кузнец и повариха выглядели настороженно, словно вспоминая, не успели ли они чем-то провиниться. Охранники были спокойны, как всегда, зная, на что способен каждый из собравшихся. Надсмотрщик, скучая, лениво чесал затылок.

Рустик стиснул зубы. Как сделать так, чтобы они восприняли перемены серьёзно?

— Ну что, лентяи и бездельники, радуйтесь! — начал он, резко бросая взгляд на рабов. — Похоже, ваши убогие молитвы наконец дошли до какого-то бога, и он решил помочь таким никчёмным созданиям, как вы.

Рабы не поменяли туповатого выражения лиц: если сказали радоваться, значит надо радоваться. Остальные, включая вольнонаёмных, явно напряглись, ожидая продолжения.

— Такие ничтожества, как вы, конечно, не знают, что происходит в нашей богами благословенной Империи. Но я вам объясню, — продолжил он. — Вам, убогим, повезло: у нас есть великий цезарь, которому почему-то не наплевать на таких, как вы. Он решил, что из вас можно сделать обратно людей!

Он выдержал паузу, оглядывая собравшихся.

— Великий цезарь, да хранят его боги, затеял навести порядок в Империи. Полагаю, ваша вонь долетела до самого Рима, и он решил, что хватит терпеть этот сброд.

Рабы оставались неподвижными, надсмотрщик всё ещё чесал голову, а у остальных удивление на лицах только усиливалось.

— Знаю вы люди занятые, день короткий, поэтому не буду отнимать у вас много времени. Цезарь хочет увидеть, как будут работать свободные люди, — Рустик сделал акцент на последних словах.

Эти слова, казалось, вызвали какое-то шевеление в глазах рабов.

— Да, вы всё правильно поняли. Объясняю правила. Вас делают свободными. Вы больше не рабы. Но свобода