по поводу Сената. Руф сложил полномочия консула, и я был назначен на его место в тот же день. Сенату объявили, что в ноябре я, Люций Аврелий Коммод, буду провозглашён Августом. Даже это не вызвало бурных обсуждений, как я ожидал. Возможно, сенаторы смирились с волей Марка Аврелия, а может, они действительно признавали меня достойным.

Я был доволен, что всё прошло спокойно. Позже отец объяснил, что немалую роль в этом сыграл мой будущий тесть, сенатор Гай Бруттий Презенс. Он сумел разъяснить своим сторонникам важность данного решения, и даже самые скептически настроенные сенаторы не осмелились выступить против. Лишь Секст Клавдий Публий выражал недовольство, но и он ограничился лишь холодным молчанием. Это выглядело как часть театра. Сенаторы медленно, но верно теряли свою власть, уступая её императору.

Но нельзя считать их бессильными и беззубыми. Их лояльность шла рука об руку с выгодой. Пока император правил в их интересах, они мирились с текущим положением вещей. Я знал, что после смерти отца их зубы покажутся острее.

Все приготовления к церемонии шли в спешке, но в итоге всё выглядело ничуть не хуже, чем при триумфе. Город был украшен, пиры и игры подготовлены, храмы Марса и Юпитера очищены благоуханиями.

Мы стояли перед алтарём, и отец вознёс молитву Юпитеру:

— Юпитер, отец всесильный, прими эту жертву — этого быка, как знак нашего почтения. Даруй Люцию Аврелию Коммоду, моему сыну, мудрость, долгую жизнь и силы для правления. Пусть его путь Августа будет ясным и защищённым от угроз. Пусть враги будут повержены, а Империя процветает в мире и гармонии с Логосом.

— Отец богов, Юпитер всемогущий, прими мою молитву. Пусть мои помыслы и деяния служат благу Империи и порядку, что угоден тебе. Пусть гармония Логоса соединит миры земной и божественный.

Жрецы стояли в благоговейной тишине, а наши молитвы, хотя и необычные, были произнесены с почтением.

После жертвоприношения главный жрец подошёл ко мне, и я, слегка склонив голову, почувствовал на своём лбу прохладное прикосновение мирры. Затем мне поднесли пурпурную тогу с золотой каймой — toga purpurea, и лавровый венок был возложен на мою голову как символ победы и величия. В руку мне вручили золотой скипетр.

Завершив церемонию, мы вышли из храма. У его подножия нас ждали преторианцы, которые, увидев нас, начали скандировать:

— Imperator Commodus! Ave Imperator! Ave Caesar!

Шестеро преторианцев встали на одно колено, держа щит. Я сделал шаг вперёд и, удерживая равновесие, взошёл на щит. Они трижды подняли меня над головами, демонстрируя ритуал elevatio per scutum. Обычно это военная традиция, проводимая в лагерях, но здесь она стала публичным признанием моего военного опыта. После третьего подъёма они опустили щит, и я, величественно сойдя с него, обратился к воинам:

— Благодарю вас, верные преторианцы! Верю в вашу преданность! Служите верно Августам, Логосу и Имперскому Порядку!

Преторианцы взорвались аккламациями, после чего командир преторианцев шагнул вперёд, подняв правую руку. Вслед за ним то же движение повторили все собравшиеся воины. Они громко и торжественно произнесли:

— Sacramentum! Клянемся служить верно Императору, защищать его, Империю и её Порядок до последней капли крови! Клянемся в Логосе, под гневом богов, не предать присягу, но следовать ей до конца! Ave Imperator Augustus!

Я слушал эти слова с чувством глубокого волнения и гордости. Преторианцы, завершив клятву, вновь взорвались аккламациями. Этот момент останется в моей памяти навсегда.

После этого мы направились в курию.

Ответом были бурные аккламации. Мы направились в Курию, где нас уже ждали приближённые сенаторы. Мы поздоровались и перекинулись несколькими словами с самыми влиятельными из них.

К полудню все сенаторы собрались в полном составе. Префект города, Тит Помпоний Прокул Витразий Поллион, поднялся и объявил:

— Отцы народа! Мы собрались здесь, чтобы выслушать волю Императора нашего, Марка Аврелия, присвоить титул Августа его сыну, Люцию Аврелию Коммоду. Согласны ли вы признать Люция Аврелия Коммода Августом?

Сенаторы подняли руки в знак согласия. Формальность была соблюдена.

После этого я был приглашён в Курию, где был провозглашён Imperator Caesar Augustus. На Форуме, полном граждан, это было торжественно объявлено народу.

Толпа ликовала:

— Ave Imperatori! Ave Imperator Commodus! Salve domus Aurelius! Felix!

Празднества продолжались весь день. Народ получал милостыню с новыми монетами, отчеканенными к этому дню.

День был величественным и утомительным. Я находился в центре внимания, и от людской толпы буквально невозможно было продохнуть. Не было времени даже на краткое осмысление всего происходящего.

Весь Рим праздновал. В банкетных залах организовали пиры для знатных граждан, а для народа — бесплатную раздачу хлеба и вина. Гладиаторские бои гремели на аренах, театральные труппы выступали перед восторженной толпой, а на ипподроме с бешеной скоростью проносились колесницы, вызывая громкие крики и аплодисменты.

Только тогда, в тишине, я осознал: я обрел немыслимый для моей прошлой жизни статус. Титул, который века спустя правители Средневековья пытались присвоить своим династиям, чтобы обосновать своё «августейшество». Но для Империи сейчас это не просто символ. Ныне я и мой отец — воплощение высшей власти, ещё недавно почти божественной, а теперь не менее священной, но уже другой природы.

Никто не смеет ставить под сомнение наше право править. Наше слово — закон.