Фабий нахмурился, и я понял, что мои слова попадают точно в цель.

— Самое главное, — продолжил я, — мы больше не видим доступных возможностей для добычи рабов в необходимых количествах. Германские племена не так многочисленны, чтобы начинать против них крупные кампании. Расходы на легионы будут выше, чем прибыль от захваченной добычи. Эти племена бедны. Именно поэтому они совершают набеги на наши земли: мы для них слишком богаты, а возможная добыча перевешивает страх за жизнь.

Я остановился, позволив им осмыслить мои слова.

— Да, можно обратить взгляд на восток — на Парфию. Но и там мы видим, что затраты на логистику, сильного противника и риск повторения чумы делают эти кампании крайне сложными. Эти войны пока приносят больше убытков и горя, чем прибыли. Возможно, есть иные земли, где мы могли бы добывать рабов, но они слишком далеки от нас.

Я внимательно посмотрел на их лица. Фабий и Рустик выглядели серьёзными, но не удивлёнными. По их должностям они уже знали о проблемах рабского рынка.

— Рабов больше не предвидится, — заключил я.

Я не стал говорить им о возможностях, которые видел в будущем. Африканские рабы, которых везли через океан, не подходили для текущей ситуации. Такие походы были бы не менее сложными, чем войны с Парфией, да и мои цели были иными.

Я сделал небольшую паузу, чтобы обдумать, как лучше продолжить.

— Не буду долго говорить о том, что рабы не способны значительно повысить эффективность своего труда. Всё, что можно было придумать для улучшения их работы, уже придумано. И вы сами знаете, как они работают. Лучше они не станут, и это важно помнить при обсуждении следующего вопроса.

Я взял кубок, промочил горло и продолжил:

— Теперь о земле. Если рабов с натяжкой можно считать ресурсом, который восполняется — ведь рано или поздно родятся новые люди, которых можно поработить, — то с землёй всё иначе. Земля — это ресурс конечный. Мы не можем создать новую землю, её есть столько, сколько есть. Это делает её даже важнее рабочей силы.

Фабий слегка нахмурился, как будто пытаясь угадать, к чему я клоню.

— Именно ограниченность земли заставляет нас думать о повышении эффективности её обработки, — продолжил я. — В нашей Империи слишком много латифундий, и лучшие земли принадлежат им. Эти земли обрабатывают рабы, которых нельзя забрать в легионы. А раньше на этих землях работали фермеры, чьи сыновья в большом количестве пополняли наши войска.

Я сделал акцент на следующей фразе:

— Нет римлян в легионах — нет защиты от варваров. И новых фермеров неоткуда взять, потому что земли больше нет.

Они слушали молча, но я видел, что мои слова вызывают у них отклик.

— Надо повышать эффективность обработки земли, — заключил я, выделив эту мысль. — Это наш второй тезис.

Меня слушали, не перебивая, ожидая главной мысли. Но я считал необходимым обосновать её.

— Учитывая сказанное, напрашивается решение — арендные отношения.

Я сделал небольшую паузу, чтобы подчеркнуть важность слов, и продолжил:

— Вряд ли землевладельцы откажутся от своих земель в пользу новых фермеров. Более того, история показала, что малые фермерские хозяйства проигрывают крупным. Именно поэтому они разорились и продали свои земли. Да, я знаю, что в прошлом были случаи нечестного отъёма земель.

Я взглянул на Фабия и Рустика, видя, что мои слова находят отклик.

— Но даже если мы отберём землю у магнатов силой или иными способами и раздадим её новым мелким фермерам, мы лишь повторим историю. И повторится она гораздо быстрее, потому что крупные землевладельцы уже знают, как восстановить свои позиции. У них есть богатство, связи и опыт, а новые фермеры будут бедны и неспособны конкурировать.

Я поднял руку, делая акцент:

— Значит, земля остаётся у нынешних владельцев. Но мы предлагаем обрабатывать её свободным людям за долю.

Фабий слегка наклонился вперёд, а Рустик сосредоточенно кивал.

— Вижу три основных источника для таких работников, — продолжил я. — Во-первых, бывшие рабы. Их нужно постепенно освобождать, давая им возможность работать на земле. Земля станет их источником пропитания и обогащения, а это создаст естественную привязку. Бежать им будет некуда, ведь их охранять будет не надсмотрщик, а сама земля.

Я сделал паузу, чтобы подчеркнуть следующую мысль.

— Во-вторых, бедные римляне, живущие в городах на программах алиментации. Им предоставляется шанс вернуться к труду на земле.

— И, наконец, третья группа — ветераны легионов. Мы знаем, как сложно выделить землю для всех, кто её заслужил. Аренда на условиях справедливой доли станет для них решением.

Я откинулся назад, позволяя им осмыслить мои слова.

— Аренда земли свободными людьми — это наш третий тезис.

Я продолжил, обращаясь к своим наставникам:

— Теперь важно понять, какими должны быть эти арендные отношения. Мы должны разработать и утвердить законы, которые закрепят права и обязанности как арендаторов, так и арендодателей. Думаю, подходящим термином для людей, работающих на арендованной земле, будет coloni — колоны, а систему отношений мы назовём колонатом.

Я сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов, и продолжил:

— Для повышения эффективности аренда должна быть долгосрочной. Колон должен связать свою судьбу с землёй настолько, чтобы почти считать её своей. Это возможно только в случае пожизненной аренды. Живя на земле, он заведёт семью, вырастит детей, а значит, аренду нужно сделать наследуемой. Дети, выросшие на этой земле, будут ещё сильнее к ней привязаны.

Я взглянул на Фабия, который, казалось, размышлял над моими словами, и добавил:

— Важно подчеркнуть: аренда должна оставаться добровольной. Если колон не хочет продолжать работать, его нельзя принуждать. Это не только устранит подозрения в том, что колонат — это лишь завуалированное рабство, но и создаст баланс между арендодателем и арендатором. Хозяин, злоупотребляющий своим положением, рискует остаться с необработанной землёй, за что может понести штрафы.

Я сделал жест рукой, чтобы привлечь их внимание к следующей мысли:

— На первый взгляд может показаться, что рабы выгоднее колонов. Раб производит всё для хозяина, ему ничего не принадлежит. Ему нужна лишь еда и примитивное жильё. Но мы уже говорили, что рабы становятся редкостью, а их цена растёт. К тому же они умирают быстрее, особенно на тяжёлых работах, поскольку хозяева стремятся как можно скорее вернуть расходы на их покупку. Высокая смертность снова повышает спрос и цены. Это замкнутый круг.

Фабий слегка нахмурился, а Рустик кивнул, подтверждая