почти ни одного спектакля не пропускаю! К тому же я в жюри одного оперного фестиваля. Знаю его учредителя – отличный парень, прекрасный человек. И спектакли замечательные, честное слово. Вам это должно быть интересно, – добавил он, – раз вы интересуетесь оперой. Мы летом были на Майорке, отдыхали на яхте – детям так понравилось, особенно нырять с палубы! – вот там мы с ним и познакомились. Ну с этим человеком, который фестиваль организует. Такой умница! Дети его обожали! Однажды вечером мы с ним поспорили об этих современных постановках, которые вам бы наверняка пришлись по вкусу. Я сказал, что не очень понимаю стремление любую классику перенести в бордель или в ночной клуб в Шордиче. Он стал возражать, так разгорячился! Но я настаивал, что это полная нелепица – уродовать прекрасную музыку, лишь бы сделать ее более удобоваримой для массового зрителя.

Я ждала, что он еще что-нибудь добавит, но на этом его аргументы закончились.

– Конечно, – проговорила я, – я понимаю, что вы хотите сказать. Но ведь когда Моцарт или Пуччини писали, они стремились средствами оперы рассказать о том мире, который их окружал. Постановки не задумывались как исторические. Они были современными, понимаете, и зачастую весьма неоднозначными. Так что нынешних режиссеров можно понять: они хотят, чтобы и сегодня эти истории производили подобный эффект.

– Но это же не опера! – возразил Винсент. – Ночной клуб в Шордиче – это не опера! Если мне захочется зрелища такого сорта, я включу телевизор.

– Да, разумеется. Но в эпоху, когда эти оперы писались, они были, по сути, эквивалентом телевидения.

– И тем не менее я продолжаю утверждать, что это варварство – уродовать прекрасную музыку, лишь бы завлечь народ.

Только тут до меня дошло, что Винсент обиделся. Он вовсе не собирался со мной дискутировать, просто поучал.

Макс поймал мой взгляд и сказал что-то Джеральдине. Они повернулись к нам.

– Несомненно, вам есть что обсудить, – сказал он. – Правда же?

– Очень самоуверенная девушка, – отозвался Винсент. – Тебе с ней надо быть начеку!

Они оба засмеялись, и я заставила себя улыбнуться, но взгляд отвела. Мне было неприятно видеть их вместе. Этот человек был совершенно не похож на Макса, но, когда они стояли рядом, ощущение возникало такое, словно разглядываешь при ярком свете два разных цвета и вдруг обнаруживаешь, что на самом деле у них гораздо больше общего, чем поначалу казалось. Я внезапно задалась вопросом, что Макс сказал ему обо мне. Как меня обозначил. «Моя девушка». Нет. Вряд ли. Он бы так не сказал. «Девушка, с которой я встречаюсь». Нет, точно нет. Он и слов-то таких не употребляет. Вероятно, как-то иначе. Менее лестно и, наверное, ближе к правде.

– А знаете, что еще этот мой знакомый говорил? – сказал Винсент – последнее слово должно было остаться за ним. – Он говорил, что стиль постановки никак не влияет на продажи. Вообще никак. Хоть ты рекламируешь спектакль как новое прочтение классики, хоть наряжаешь всех в исторические костюмы. Никакой разницы. А знаете, что влияет?

– Нет, – отозвалась я. – Что?

– Какая опера и кто поет, – торжествующе объявил Винсент, словно мы играли в снап и он только что выхватил парные карты у меня из-под носа. – Чтобы была известная опера, о которой люди много слышали, и чтобы были громкие имена на афише. Вот и все. Тогда продажи гарантированы.

– Ну да, – пробормотала я. – Конечно. Логично.

Я не умела так говорить об опере – словно это стакан кофе из сетевой кофейни и мы обсуждаем, какого он должен быть цвета, сколько зерен на нем изобразить и достаточно ли броское у сети название. Иными словами, сколько люди готовы будут заплатить за это все, а не за вкус. Вкус значения не имеет.

Макс и Винсент заговорили о работе, а Джеральдина с ловкостью человека, привыкшего сглаживать неловкие ситуации, стала задавать мне вежливые, максимально размытые вопросы и на мои ответы реагировала слишком восторженно, чтобы можно было поверить в ее искренность. Из нее самой мне мало что удалось вытянуть. Когда-то она была актрисой, сказала она, но давно уже не играет. Она рассказала о своих детях, выразила надежду, что мне нравится квартира, а потом Винсент скомандовал:

– Джерри, пора домой.

Залпом допил вино и спросил у Макса:

– Ну что, завтра ты с нами?

– Ага.

– А ты не завтра улетаешь? – Вопрос был адресован Максу, но при этом Винсент бросил взгляд на меня. Взгляд этот был недобрый и тяжелый.

– Завтра. Вечерним рейсом.

– Ну что ж, приятно было познакомиться, Анна, – сказал Винсент мне. – Рад, что, пока Макс в Лондоне, ему есть с кем приятно провести время.

– Надеюсь, и он того же мнения, – сказала я.

– А переговоры с Нью-Йорком все еще идут? – спросил он у Макса. – Или на том фронте все затихло?

– Да нет, не затихло, – отозвался Макс. – Идут кое-как.

Супруги поздравили меня с днем рождения и ушли.

Макс спросил:

– Ну что, может, и мы пойдем? У меня есть для тебя еще один небольшой сюрприз.

Мы вышли из бара. Он поймал такси и сказал что-то водителю.

– А куда ты едешь? – поинтересовалась я.

– Это сюрприз.

– Я имею в виду, завтра. О чем Винсент говорил?

– Да обычная командировка. В Нью-Йорк.

– Понятно.

– Как тебе Винсент, кстати? Полезное знакомство? Насколько я знаю, он крупный меценат. Его слово в этом мире имеет вес.

– Он ужасен. Как ты с ним дружишь?

Макс рассмеялся:

– Да ладно, он вполне безобидный! Да и не дружим мы с ним. Просто работаем вместе.

– Уму непостижимо, с чего такие люди вдруг лезут в искусство. Что он в нем находит?

– Ну, приятно быть благотворителем, я думаю, – отозвался Макс. – Хотя мне кажется, что он правда увлечен театром. Столько всего о нем знает!

– Если ты во что-то вбухиваешь деньги, это еще не значит, что ты в этом разбираешься.

Он взял меня за руку и погладил запястье. У меня мурашки побежали по коже.

– Не будь же таким снобом, дорогая, – сказал он. – Как ты вообще себе представляешь своих слушателей?

– Что ты ему обо мне говорил? – поинтересовалась я.

– В смысле?

– Когда спрашивал, можно ли мне пожить в его квартире. Как ты объяснил, кто я такая?

– В смысле. Так и объяснил, как есть.

– И кто я?

Макс выглядел смущенным.

– Не понимаю вопроса, – сказал он. – Что значит – кто ты?

Такси остановилось у отеля.

Глава восемнадцатая

Отель в самом центре города. Швейцар в белых перчатках. Холл: мраморные полы, деревянные панели, высокие потолки. Внутри – абсолютное безмолвие. Почтительная тишина – верная спутница роскоши. Макс снял нам