Шрифт:
Закладка:
Он встал, чтобы налить еще, и я заглянула в телефон. Пропущенные звонки от Анджелы и сообщение с просьбой перезвонить.
– Не звони, – сказал Макс. – Подождет, не рассыплется. Это ты ей платишь, значит, ничего ты ей не должна. Дай себе время подумать. Поговоришь с ней – опять распереживаешься.
– По-моему, я просто не выдержу, – пробормотала я.
– Ничего удивительного. Это ужас какой-то, а не жизнь. По-моему, такое мало кто выдержит.
Наступила пауза. Кажется, он обдумывал, развивать ли эту тему, а потом сказал:
– Ты в последнее время… Я не хотел тебе говорить, не хотел и не собирался, но раз уж мы решили начистоту, ты в последнее время стала очень нервная. Я бы сказал, чрезмерно. По-моему, это не совсем нормально. Ты не думала, может, стоит обратиться за помощью?
– По-твоему, я спятила?
– Спятила? – Макс засмеялся. – Я бы никогда не выбрал это слово. И нет. Я вовсе так не думаю. Просто в последнее время ты сама не своя. От всех этих переживаний.
И добавил:
– Мне же хочется, чтобы ты была счастливой.
Мы лежали молча. Время от времени он проводил пальцами по моим волосам, или поглаживал внутреннюю сторону запястья, или подносил к губам мою руку и целовал. Я каждый раз думала: что им движет? о чем он думает? – а потом спросила:
– Что случилось?
– Ты о чем?
– Перед моим приходом. Почему в квартире все вверх дном?
– Я искал кое-что. Кое-какие бумаги. Никак не мог найти.
– По работе?
– Нет.
– Хм.
– Да так, это личное. Тебе вряд ли интересно.
– Почему же, интересно, – отозвалась я.
Короткая пауза.
– Макс, – позвала я. Стоило ему смягчиться, как я осмелела: – А почему ты никогда о ней не говоришь?
Я думала, он не ответит, но он сказал:
– Почему я о ней не говорю? Ну… Наверное, в каком-то возрасте просто пропадает желание со всеми обсуждать свои неудачи. Они становятся уже не любопытным психологическим этюдом, а напоминанием о времени, которого не вернуть.
– Ты ее до сих пор любишь?
Я видела собственное лицо в его глазах – крупно-крупно.
– Люблю? Да нет, конечно. Честно говоря, мне кажется, я вообще довольно давно ее разлюбил.
Я придвинулась к нему, так что наши лица почти соприкасались, и подумала: в жизни так мало моментов, когда ясно осознаешь – вот сейчас я счастлив. Я в этот миг была счастлива.
Глава семнадцатая
Наступили выходные, Макс уехал в Оксфорд. Я сидела дома без дела. Анджеле так и не перезвонила. Из квартиры почти не выходила. Слишком устала, а бродить по Сити в одиночестве – сущая тоска. Это место, которое существует только в течение рабочей недели, жить там негде – только делать деньги. 3D-версия экселевской таблицы – неподвижные ячейки, в которых перемножаются цифры.
В воскресенье Макс позвонил мне. Он возвращался на поезде в Лондон и интересовался, свободен ли у меня завтрашний вечер.
– Вообще-то у меня день рождения.
– Сегодня?
– Завтра.
– Тогда, наверное, у тебя есть планы?
Планов у меня не было. Лори до сих пор со мной не разговаривала, а половина моих лондонских знакомых были ее друзьями, не моими. Другую половину составляли певцы, и видеть их мне не хотелось.
– Да вообще-то нет, – ответила я. – Я вчера уже посидела с друзьями. Они мне сюрприз устроили, так мило! Лори все организовала. Но завтра я свободна.
– Можем встретиться пораньше? Часов в шесть?
Я согласилась, хотя у меня мелькнула смутная мысль про вечернюю репетицию. Он сказал «До завтра» и повесил трубку. Он всегда так общался по телефону – без лишней болтовни. Иногда я недоумевала, зачем он вообще звонит, если о времени и месте встречи можно договориться и в сообщениях. Когда я поделилась своим недоумением с Лори, она, помнится, заявила, что он, возможно, не хочет оставлять письменных свидетельств – чего доброго, жена наткнется: тут эсэмэска, здесь письмо, слишком легко попасться. Гораздо проще звонить и обо всем договариваться устно – и таким образом держать все шалости при себе. Когда я сказала ей: «Иди на хрен, он уже почти не женат, и не все люди в мире только и делают, что обманывают друг друга», – она ответила: «Ну конечно, не все, но если серьезно, то он, наверное, просто слишком старый, потому и предпочитает звонить». Не сказать чтобы эта версия была приятнее.
На следующее утро позвонила мама. Поздравила с днем рождения.
– У тебя все в порядке? – спросила она. – Анна! У тебя какой-то странный голос.
– Я только что проснулась. Все хорошо.
– Мы не смогли решить, что тебе подарить, – сказала она. – Папа перевел тебе денег, так что купи подарок сама.
– Вот это здорово! Спасибо!
Когда мы попрощались, я проверила счет и увидела, какую мизерную сумму они перечислили – ее хватит самое большее на несколько поездок на метро. Мне стало грустно. Они-то считали, что на эти деньги можно купить что-то стоящее.
Чуть позже мне написала Лори. Мол, поздравляю и помню ли я, как мы отмечали ее день рождения? Завалились в какой-то бар в подвале. И там к нам подкатили какие-то парни, а потом выяснилось, что они бандиты – по крайней мере, они сами так сказали. «Эх, хорошо тогда погуляли!» Я увидела в этом знак прощения и принялась сочинять ответ, но тут она прислала еще одно сообщение. Мол, от моей мамы пришла открытка. «Так значит, ты ей не говорила, что переехала, – писала Лори. – Видимо, постеснялась объясняться».
Я удалила черновик, написала режиссеру, что болею и не смогу присутствовать сегодня на репетиции, а потом выключила телефон. Снова легла спать, проснулась поздно. Не спеша приняла ванну и стала примерять наряды.
* * *
Мы встретились в ресторане при гостинице в Ковент-Гардене. Стены выкрашены под камень, на стульях вышивка.
– Почему ты раньше не говорила, что у тебя день рождения? – спросил Макс.
– Не знаю. Никогда его особо не любила. Не выношу находиться в центре внимания.
В моем детстве из праздников ничего хорошего не выходило. Мама их терпеть не могла – толпы народу в доме, – а я ее стеснялась: она не спускала с нас глаз, мешая играть во что хочется, и делала замечания моим друзьям, когда считала, что те ведут себя неподобающим образом. В конце концов мы перестали звать гостей и отмечали мой день рождения втроем. Родители заваливали меня подарками. Смотрели, как я их открываю,
