как бы ни хотелось его попробовать. Это странная драгоценность, которую можно вставить в кольцо, и такого украшения больше нигде не встретишь, украшение, о котором мечтали бы многие дамы Амстердама. Тея берет ананас большим и указательным пальцами и вертит со всех сторон.

И тут она чувствует холодок на шее. Волосы на затылке встают дыбом, то самое покалывающее ощущение, о котором упоминала тетя Нелла, когда говорила о миниатюристке: ощущение, что за ней пристально наблюдают. Тея слышит, как кто‐то зовет ее по имени, и резко вскидывает голову, толком не понимая, что ищет. Она не видит никого, кто сейчас наблюдал бы за ней: после реакции на первый звонкий вздох теперь все спешат по своим делам.

Позади раздаются быстрые шаги. Тея сжимает кулаки, готовая ко всему. Страх подступает к горлу, девушка не может заставить себя обернуться. Корнелия называла миниатюристку ведьмой. Тея ждет, замерев как кошка, готовая к прыжку.

– Это и впрямь ты, – произносит женский голос.

Шуршат юбки, и перед Теей появляется лицо Элеонор Саррагон. Ощущение холодка на шее тут же исчезает. Тея сжимает ананас в ладони, замечая мальчика-слугу, стоящего в нерешительности и ожидающего, когда освободится госпожа. Он чернокожий, и, едва встретившись глазами с Теей, опускает взгляд на свои ноги. Плащ ему заметно велик, а руки едва выглядывают из манжет. Но не ему, а Тее вдруг становится неловко. Из-за того, что этот мальчик не выйдет вперед с той же смелостью, как Элеонор или она сама. Он совсем еще юн и попросту не станет с ней разговаривать. Тея редко общалась с темнокожими детьми в городе, и сейчас в ней просыпается давнее желание услышать, как говорит этот ребенок. Просто поговорить с ним о сегодняшнем дне и, возможно, показать сокровище, зажатое в ладони. Спросить, почему ему не могут найти плащ по размеру? Зачем так коротко стригут волосы? На миг они замирают в молчании, а потом, к вящему удивлению Теи, мальчик показывает ей язык.

Но тут заговаривает Элеонор, и чары рассеиваются.

– Почему ты не остановилась? – требовательно спрашивает Элеонор, морща нос. – Я же звала.

– Элеонор. Я тебя не узнала.

– Мы давно тебя не видели. Ты не бываешь в театре. И пропустила несколько приемов у нас.

– Меня не приглашали.

– Ой. – Элеонор отступает на шаг, оглядывая платье Теи. – Я иду в шелковую лавку. Составишь мне компанию?

Тея не отвечает. Она не доверяет таким предложениям и не хочет их получать. Элеонор сощуривается, а потом замечает сжатый кулак Теи.

– Что у тебя в руке?

– Ничего.

– Если ничего, то можешь мне показать. – Элеонор выглядит удивленной.

– Нет.

– Что ты скрываешь, Тея Брандт? Ты ведешь себя грубо, знаешь об этом? И не умеешь заводить друзей. – Элеонор выпрямляет спину. – Тогда я пойду своей дорогой.

– Это ананас, – произносит Тея.

Элеонор смеется.

– Вот странная выдумщица! Ты что, ничего не знаешь? Ананас не может быть таким маленьким.

Элеонор вздыхает, и Тея думает, что не она, а ее собеседница не умеет заводить друзей. Саррагон качает головой, словно Тея безнадежна и немного не в себе, и собирается следовать дальше вверх по Лейдсеграхт.

– Идем, Альберт, – приказывает она, и мальчик-слуга в своем великоватом плаще тут же поворачивается и, не оглядываясь, присоединяется к хозяйке.

Но тут Элеонор вдруг останавливается и поворачивается.

– Это правда? – спрашивает она.

– Про ананас?

Элеонор пристально смотрит на Тею.

– Нет. Это правда, что ты выходишь замуж за Якоба ван Лооса? Я слышала, что была сделана запись о намерении заключить брак. С трудом могу в это поверить.

Тею не перестает удивлять, как быстро текут слова в этом городе – она представляет, как их с Якобом имена, написанные чернилами, выползают из Старой церкви, заполняя воображение людей. Она изучает лицо девушки напротив. Элеонор, так хорошо знающая толк в шутках, выплескивает свою горечь в ухмылке.

– Выхожу, – отвечает Тея. – Мы венчаемся завтра утром.

Она видит, как глаза мальчика-слуги расширяются.

– Что ж, – говорит Элеонор, – мне его жаль.

– Прости?

– Действительно жаль. Надеюсь, кто‐нибудь, по крайней мере, научил тебя, как сделать его счастливым.

Ошеломленная Тея смотрит, как Элеонор и Альберт исчезают за мостом. На миг у нее возникает желание броситься за Элеонор, схватить ее и трясти, пока у той зубы не начнут стучать. Но Тея снова разжимает ладонь, убеждаясь, что ей не приснилось, не пригрезилось, что на пороге их дома был оставлен крошечный ананас.

И вот он. Почти светится изнутри. Тея смотрит на него с затаенным страхом. Неужели миниатюристка могла знать, что Каспар Витсен принес им ананас, что ее отец мечтает о таких, а тетя предпочла бы, чтобы ананас Каспара сгнил в доме на Херенграхт?

Тея думает о своей свадьбе, о букете, приготовленном цветочником Хендриксоном: обещанные кроваво-красные и розовые пионы и розы, жимолость как символ уз любви. Узы любви, словно цепи, тяжелые кандалы, подверженные ржавчине. Букет стоит в банке с родниковой водой на полке в ее спальне. Цветы срезаны с идеальным расчетом, чтобы завтра в Старой церкви они были пышными и торжествовали над старыми витражами. Тее велено держать их правильно, чтобы не повредить стебли. Только подумать, выходить замуж рядом с останками матери. Загадка ее скелета – под загадкой дочери.

Дома Тею ждет много дел. Последние переделки платья, прическа, лавандовая ванна, чтобы благоухать к завтрашнему дню. Корнелия, хлопочущая над вафлями на розовой воде и сахарными цветами, салатами и мясными блюдами, выпечкой и пудингами. Семья Брандт пригласила семью ван Лоос вернуться на Херенграхт после церемонии, и, по словам Якоба, это приглашение было с готовностью принято. Костюм отца Теи, черный, как и наряд ее тети, мрачно висит на двери. Возможно, возникнут споры, стоит ли Лукасу надеть свадебное жабо. Старые времена и новые, ведь за всем этим скрывается ощущение расставания, что одна жизнь заканчивается и на смену ей может прийти другая, более трудная. А под всем этим – дыра в их сердцах. Дыра размером с Тею.

Тея прячет крошечный ананас в карман и продолжает свой путь к театру.

«У всех историй один конец, – часто повторяла тетя Нелла. – Нам нравится думать, что есть много вариантов исхода, – говорит она, – но наши судьбы не в наших руках, и, возможно, они никогда и не были нашими».

Но Тея в этом не уверена. Никто не может знать наверняка. По мере того как разматывается нить ее жизни, временами золотая, а иногда, как сейчас, довольно потрепанная, могут возникать другие истории, тесно переплетенные с нашими и готовые к воплощению. Шансы, как упущенные, так и