Шрифт:
Закладка:
Но на кровати что‐то двигается. И она смотрит, ожидая увидеть, как Тея – взъерошенная, невыспавшаяся – садится и распахивает ставни, чтобы впустить свет. Но это Лукас, который, проснувшись, потягивается на простынях, выгибая длинную спину в голубых тенях. Он тут же спрыгивает с кровати и подходит к Нелле, трется об ее юбки. И она уже все знает, как знает и кот.
Нелла подбегает к кровати и тянется к тому месту, где спал Лукас. Страх так сильно гонит кровь по ее телу, что сердце, кажется, застряло где‐то в горле. Нелла сражается с простынями, чтобы увидеть две подушки, которые образовывали форму тела. Теперь ее племянница – это два мешка перьев, мягких и зловещих. Таких же безголовых, как платье, от которого она отказалась.
Нелла падает на горку подушек, пытаясь дотянуться до защелок ставен. Она зовет Тею по имени. Снова и снова. Наконец ей удается открыть ставни, и глаза Неллы наполняются зеленовато-золотым светом, когда она, прищурившись, смотрит на канал. Внизу никого нет – ни единой живой души, – но как только она собирается отойти от окна, то замечает кого‐то, стоящего на дальнем углу их перекрестка с Вийзелстраат, в тени здания напротив. Этот человек поднял капюшон, он глядит в направлении их дома.
Когда Нелле удается сфокусировать на нем испуганный взгляд, она судорожно пытается разглядеть под капюшоном светлые волосы, но видит лишь убегающие ноги. Фигура растворяется в пространстве над Вийзелстраат. Это мог быть кто угодно. Что угодно. Собака, обман зрения. Нелла разрывается на части: стоит ли бежать из дома вслед за исчезнувшей фигурой? Пока она добежит до перекрестка, ее будет уже не догнать.
Страх Неллы достигает предела, и она мечется по комнате в поисках ответа. Пошатываясь, подходит к шкафу Теи. Ботинок, юбок, рубашек там больше нет, только пустота там, где раньше была одежда. Рассвет открыл только одну истину: Теи нет в ее постели. Ее одежда пропала. Ее нет на улице.
«Тея, – шепчет Нелла. – Тея». Ответа нет, только звуки открывающихся дверей и топота ног по коридору. Корнелия и Отто врываются в спальню Теи, а Нелла кричит, что все знала, почувствовала еще до того, как проверила постель. Корнелия застывает при виде плачущей Неллы.
– Где Тея? – спрашивает Отто.
– Пропала.
Мужчина спотыкается на месте.
– Что значит – пропала?
Нелла указывает на пустую кровать.
– Моя девочка, – едва может выговорить она. – Моя девочка пропала.
Исчезнувшая
XXVI
У них есть всего несколько часов, чтобы изменить историю. Кажется невероятным, что по ту сторону этих каналов, в своем доме на Принсенграхт, Якоб ван Лоос по-прежнему считает, что все идет, как должно быть. Что скоро он женится на Тее и станет немного богаче, хотя они здесь жарятся в аду. Есть две реальности: история мира за пределами этих четырех стен и история внутри этого дома. Серые лица, гложущее беспокойство, в то время как снаружи разгорается обычный день, оскорбительно ясный и солнечный.
Отто выглядит так, словно исчезновение Теи лишило его части души. Измученный, он бродит по дому из одной пустой комнаты в другую, зовет дочь, и его безответный голос стелется по доскам пола. Нелла судорожно прикидывает: Якоб с семьей скоро будут выходить из дома. Она совершенно не знает, что делать. Они с Корнелией стоят, уставившись на неубранную постель. Служанка подходит к ней и опускается на колени, словно желая молитвой вернуть свою любимую воспитанницу. Корнелия кладет голову на матрас, раскидывает руки, а Нелла беспомощно смотрит ей в спину.
– О боже, – внезапно произносит Корнелия глухим и хриплым голосом. – О нет, господи, нет.
Нелла чувствует, как внутри у нее что‐то сжимается.
– Что такое?
Корнелия шарит в простынях. Выдернув руку, она поворачивается и с трудом поднимается на ноги. Медленно, со страхом разжимает ладонь, глядя на хозяйку воспаленными глазами.
– Смотрите, мадам, – в ужасе шепчет Корнелия. – Боже милостивый, смотрите.
На ладони Корнелии лежит крошечный сияющий золотой домик. Он красив, он искусно выполнен, покрывающее его сусальное золото поблескивает в утреннем свете. Обе они смотрят на домик, и время вокруг останавливается. Нелла ощущает холодный трепет узнавания: все становится на свои места, до которых она не могла дотянуться. Вернувшийся Отто застыл на пороге комнаты дочери. Он смотрит на сверкающую миниатюру на ладони Корнелии так, словно надеялся никогда в жизни больше не видеть подобного, словно оно может его ослепить. Но Нелла подходит и берет двумя пальцами домик с дрожащей ладони Корнелии.
Это работа миниатюристки. Нелла уверена в этом, так же как Отто и Корнелия. Ничто другое не притягивает их так, как крошечная копия реального мира, поглощая их страх и внимание. Они парализованы его присутствием здесь, в комнате Теи, таким необъяснимым и мощным.
Нелла чувствует, что вот-вот расплачется, сразу и от узнавания, и от облегчения, и от ужаса. Восемнадцать лет она ждала знака, и вот он пришел вместе с одним из худших рассветов в ее жизни. Пока Отто и Корнелия молча смотрят на домик, Нелла проводит кончиком пальца по крошечным окошкам, по дымоходным трубам. Она толкает входную дверь, и та легко распахивается, Нелла заглядывает внутрь. Но там ничего нет, пустой двухэтажный дом. Как давно он у Теи и почему она оставила его? Нелла ощущает, как под ее пальцами переливается мощь миниатюры.
Внезапно Нелла переносится в эту самую комнату, но на несколько недель назад, в апрель. У Теи жар, она ворочается на влажных простынях, бормоча что‐то о золотом доме. Этот тот самый дом, о котором говорила Тея? И если да, то чей он? Это Тея писала миниатюристке или наоборот? Нелла обводит взглядом стены. «Я была права, – думает она. – Я знала это». Миниатюристка вернулась. Есть ли еще крохотные вещицы здесь, в комнате,
