Читать онлайн Дом Судьбы - Джесси Бёртон

Джесси Бёртон

Дом Судьбы

Моему сыну,

которому я читала эту историю,

прежде чем мы оба ее поняли

Плен будет продолжителен: стройте домыи живите в них; разводите сады и ешьте плоды их.

Иеремия 29:28, как отметила Марин Брандт в Библии семьи Брандт

Всякая женщина – хозяйка собственной судьбы.

Девиз, который миниатюристка придумала для Неллы Брандт осенью 1686‐го

Jessie Burton

THE HOUSE OF FORTUNE

Copyright © Peebo & Pilgrim Ltd, 2022 All rights reserved

© Гусакова К., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Год 1705‐й

Наследие

I

В свои восемнадцать Тея уже слишком взрослая, чтобы отмечать дни рождения. Ребекке Босман в декабре исполнилось тридцать, и она ни словом не обмолвилась – вот это мудрость. В постели, темным январским утром, Тея дрожит под одеялом. Внизу, в гостиной, препираются тетя и Корнелия, а отец сдвигает в сторону стол для завтрака на ковре. Так всегда начинается празднование дня рождения Теи – на этом ковре. Непреклонная традиция, забава притвориться искателями приключений, которые довольствуются тем, что добыли. Нынче это жалкая причуда, ведь никто из них годами не покидал городских стен. И вообще – что не так со столом? У них добротный стол, им следует пользоваться. Взрослые люди пользуются столами. Если бы Ребекке Босман пришлось терпеть праздничный завтрак, у нее он точно прошел бы за столом.

Но Тея не может им ничего такого сказать. Ей невыносимо спускаться вниз и видеть, как тетя Нелла, отвернувшись, расправляет потрепанные бумажные гирлянды, которые наверняка уже висят на огромных замерзших окнах. Как отец уставился на потертый ковер. Как Корнелия, ее старая няня, с тоской смотрит на маленькие пуфферты [1], над которыми хлопотала всю ночь. Тея совсем не хочет их расстраивать, но не знает, как избавиться от роли, которую они ей навязали, роли их общего дитяти. Может, сегодня она и становится женщиной, но радость семьи всегда будет пропитана страхом потери.

Все начинается со сладкого, приправленного специями аромата, что доносится снизу и струится из-под двери спальни. Пуфферты с розовой водой, на которых, без сомнения, значится имя Теи, а то вдруг она его позабыла. Рассыпчатая болтунья с тмином от Корнелии, чтобы пленить Тею, горячие булочки, чтобы ее согреть. Делфтское сливочное масло – особое угощение – и наперсточек сладкого вина для взрослых. Тея откидывает одеяло, но все еще не может заставить себя встать, не чувствует воодушевления при мысли о делфтском масле. Одна надежда – это что ей купили билеты в Схаубург [2], чтобы она снова увидела выступление Ребекки Босман. А потом, когда спектакль закончится, она ускользнет к Вальтеру, единственному человеку, способному ее освободить.

«Уже скоро, – думает Тея. – Скоро мы будем вместе, и все наладится. А пока – затянувшееся, затхлое детство».

В конце концов, собравшись с силами влезть в тапочки и халат, Тея медленно спускается по лестнице, чтобы никто не услышал, и заставляет себя быть благодарной. Она должна постараться не разочаровать семью. Обычно Тею не смущало, что они устраивают шумный праздник по случаю ее дня рождения, но между детством и восемнадцатилетием лежит целая пропасть. Им придется начать относиться к ней как ко взрослой. И может, в этот день рождения кто‐нибудь даст Тее то, чего она действительно так жаждет, – и расскажет ей о матери, подарит историю или хотя бы забавный случай! Да, мы все знаем, что сегодня самый тяжелый день в календаре семьи Брандт. Да, восемнадцать лет назад в этом самом доме умерла Марин Брандт, подарив Тее жизнь. «Но кому в этот день может быть хуже, чем мне, – думает Тея, шагая по выложенному плиткой коридору, – мне, выросшей без матери?»

Каждый год они только и говорят о том, насколько Тея выросла за двенадцать месяцев, насколько она теперь красивее или умнее, будто Тея становится совершенно новым человеком. Будто каждое восьмое января, всегда холодное и тоскливое, она вылупляется для них из яйца. Но Тея не хочет слушать о том, как она растет и меняется. В день своего рождения она хочет посмотреть в зеркало и увидеть мать, узнать, кем она была и почему отец никогда о ней не заговаривает. Почему в ответ почти на все вопросы Теи они лишь мрачно переглядываются и поджимают губы. Тея колеблется, прижимаясь спиной к стене. Быть может, прямо сейчас они там обсуждают Марин Брандт.

Искусная в подслушивании, Тея ждет в тенях у гостиной, и надежда стоит в горле комом, не давая дышать.

Нет. Они препираются о том, согласился ли кот Лукас надеть праздничный воротничок.

– Кот его ненавидит, Корнелия, – говорит тетушка. – Только посмотри ему в глаза. Его вырвет на ковер.

– Зато это рассмешит Тею.

– Нет, если ей придется есть пуфферты рядом с лужей рвоты.

Лукас, их желтоглазый бог объедков, возмущенно мяукает.

– Цветочек, – вмешивается отец Теи, – позволь Лукасу позавтракать раздетым. Позволь, пусть. Может, он приоденется к ужину.

– Нет в вас чувства праздника, – парирует Корнелия. – Коту воротник нравится.

Привычный ритм их голосов – а другого Тея, в общем‐то, почти и не знает. Она закрывает глаза. Раньше она любила слушать Корнелию, тетю Неллу, отца, сидеть у их ног или вешаться им на шею, чтобы они обожали ее и ласкали, тискали, дразнили. Но нынче ее интересует совсем другая музыка, и не им на шею она хочет броситься. И этот разговор о том, стоит ли их огромному коту надеть воротничок, вызывает у Теи острое желание оказаться где‐нибудь в другом месте. Оказаться подальше от них и начать собственную жизнь, потому что никто из них не знает, каково это – быть восемнадцатилетней.

Она делает глубокий вдох, затем выдох и входит в гостиную. Все члены семьи как один поворачиваются к ней, их глаза загораются. К ногам Теи подбегает Лукас, изящный, несмотря на размеры. Окна, как она и предполагала, украшены бумажными гирляндами. Как и Тея, все до сих пор в ночных рубашках – еще одна праздничная традиция, – и ей отвратительно видеть очертания их старых тел. Стоит признать, тетя Нелла в свои тридцать семь выглядит довольно неплохо, но вот отцу уже сорок один,