до его ухода долго и серьёзно разговаривала с ним о вчерашнем поведении. Ему было мучительно стыдно, его терзало то, что он позволил себе встретить в таком виде жену и, главное, он не мог себе простить, что как-то довёл себя до скотского состояния.

Такое с ним случилось второй раз в жизни, и оба раза он причинил огромную обиду жене. За последние семь лет он никогда не напивался допьяна. Мысленно он клял на все лады Лепёшкина и дал слово себе и своей жене, что такого больше никогда не повторится. Надо сказать, что эту клятву он сдержал до конца жизни.

К его счастью, о случившемся ничего не узнали на работе, в том числе полковник Головин, который сам не пил и к людям, употреблявшим спиртное, относился очень строго.

Примерно через месяц разговоры о том, что Лепёшкин спаивал Бориса, всё-таки дошли до Головина, а так как инспектор кадров и ранее был замечен в пьянстве, то Головин его немедленно откомандировал в распоряжение отдела кадров ГУЛАГа. Сам Лепёшкин, кстати, полагал, что в снятии его с работы виноват Борис, поэтому он пытался ему отомстить. Получив документы Алёшкина, вместо того, чтобы поставить его на воинский учёт, он сдал его личное дело в военкомат, что впоследствии доставило немало хлопот и материальных неприятностей. Но в то время Борис ничего этого не знал и с азартом начал осваивать свои новые обязанности, чем сумел заслужить и у администрации ОИТК, и у руководства медотдела ГУЛАГа в течение короткого времени несомненный авторитет.

Прошло совсем немного времени, и он полностью втянулся в эту работу. В его жизни, таким образом, начался новый — трудный, но интересный этап.

Эпилог

В заключительных строках предыдущей главы мы расстались с нашим героем в начале 1946 года, когда он после войны вступил на новый путь своей жизни. На этом поприще он пережил немало трудностей и перенёс много испытаний. Описание их, вероятно, было бы интересным читателю, но кое-что невозможно рассказать по причинам, от нас не зависящим, а кроме того, на это уже просто не хватит ни времени, ни сил. Однако обрывать наше повествование не хочется, поэтому мы и решили закончить его кратким эпилогом.

С момента событий, происшедших в последней главе этой книги, прошло более сорока лет. Борис Яковлевич Алёшкин и его жена состарились, им уже около 80 лет, и они находятся, как теперь принято говорить, на заслуженном отдыхе. За истекшие годы Борис Алёшкин самоотверженно трудился в различных медицинских учреждениях НКВД — МВД, отдавая все свои знания, силы и умения. Это не прошло даром, нервная, напряжённая работа сделала своё дело — он перенёс три инфаркта миокарда и в I960 году, имея полную выслугу лет, был вынужден уйти в отставку по состоянию здоровья. К этому времени он уже имел звание полковника медицинской службы и, объехав добрую половину Советского Союза, обосновался на постоянное жительство в Москве.

За время своей административно-организаторской работы Борис Яковлевич не оторвался от любимого дела — хирургии, периодически работая в поликлиниках МВД и клиниках различных мединститутов. Конечно, это было нерегулярно, в дополнение к основной службе. Но всё-таки именно благодаря этому, выйдя в отставку, он с первых же месяцев вернулся к лечебной практике и работал врачом, заведующим хирургическим кабинетом одной из московских поликлиник ещё в течение почти 23 лет. Работа Алёшкина была отмечена правительственными наградами и, самое главное, добрыми отзывами большинства его пациентов. Окончательно он оставил работу только после того, как в 1982 году вновь перенёс два инфаркта. Но и сейчас его деятельная натура заставляет время от времени, на один-два месяца в году включаться в работу хирургического кабинета. Конечно, он не оставляет и участие в жизни партийной организации.

Его жена, Екатерина Петровна Алёшкина, все эти годы поглощённая воспитанием дочерей и заботами о муже, тем не менее, заработала положенную пенсию и продолжает вести самую активную общественную работу. Пожалуй, только благодаря её энергии и настойчивости все трое детей Алёшкиных получили высшее образование, вышли замуж, создали свои семьи и с помощью бабушки растили своих детей. У Алёшкиных появилось три внука и две внучки. Внучки вышли замуж и подарили Борису и Кате правнуков Максима и Настю.

Дети Бориса Яковлевича и Екатерины Петровны прожили тоже нелёгкую интересную жизнь. Старшая избрала себе профессию отца, стала врачом и работала в условиях Крайнего Севера в течение почти тридцати лет. Её труд был высоко оценён правительством, она награждена орденом Трудового Красного Знамени. Средняя и младшая дочери получили другие специальности, обе живут и работают в Москве. О жизни детей Алёшкиных можно было бы рассказать очень много, но это уже повествование совершенно другой — новой и, может быть, более интересной книги.

Сейчас же, прежде чем проститься с нашими героями… Я умышленно пишу «героями», а не «героем», так как жизнь Бориса невозможно отделить от жизни его жены Кати. С того момента, как они встретились, несмотря на все извивы в их отношениях, несмотря на многочисленные неблаговидные поступки со стороны Бориса, их жизнь нераздельно связана крепким семейным узлом. Внешне их семья всегда производила, да производит и сейчас, самое благополучное впечатление, но внутренне дело обстоит совсем не так просто. Злосчастное письмо, написанное Борисом в последние дни пребывания в армии, посланное Шуйской (а может быть, действительно, её матерью) жене, продолжает играть свою зловредную роль. Оно, как длительный, постоянно действующий яд, отравляет жизнь и Бориса, и в особенности Кати. Правда в том, что ни одна из женщин, с которыми Борис был связан во время войны, своего слова не нарушила, ни единой весточкой не дала знать Борису о своём существовании, и сейчас он даже не знает, живы ли они. Но то, что по своей натуре он не мог по-другому относиться к женщинам, окружавшим его на работе, постоянно травмировало Катю и часто вызывало с её стороны бурную реакцию. Из-за специфики работы её муж всегда был в центре женского коллектива, ведь большая часть врачей, как известно, женщины, а средний медперсонал — женский на 100 %. Борис, в силу своей общительности, стремления дружить и с приязнью относиться к подчинённым и сотрудникам, не мог переломить свой характер. Хотя настоящей супружеской неверности со времени пребывания на фронте он не допускал, но близкими, приятельскими отношениями, может быть, иногда и выходившими за границы общепринятого, он давал повод к различным толкам. Эти слухи время от времени доходили до Кати, иногда она и сама замечала признаки подобных взаимоотношений.