– Ну и что предпримем? – спросила Эльма.

– Вообще-то, мы пока не испробовали все возможности…

– Мы связались с водителями автобуса и показали им фото всех, кто мог бы доехать на машине Марианны до Грауброка и вернуться обратно на автобусе. Мы изучили сделанные в тот день записи со всех уличных камер в Акранесе и Боргарнесе – и ничего не обнаружили. Нет ни улик, ни хотя бы зацепок.

– Хекла скрывала правду о своей поездке в Акранес, – снова подчеркнул Сайвар.

– Да, но у неё нашлось тому объяснение. – Эльма потёрла глаза и зевнула. – И, по-моему, вполне убедительное. Хекла полагала, что её мать объявится, и не хотела признаваться ей, что ездила в Акранес. А когда дело приняло серьёзный оборот, ей показалось, что говорить правду уже слишком поздно, и тут её поведение вполне закономерно.

– Нам следует побеседовать с её подругой, когда та найдётся.

– Да, – согласилась Эльма. – Полагаю, что так. – Постучав костяшками пальцев по столу, она сообщила: – Я чуть позже поеду в Рейкьявик.

Сайвар между тем начал собирать скопившиеся на столешнице стаканы и чашки:

– Да?

– Родители Давида пригласили меня в гости, у него сегодня день рождения. Вернее, у него сегодня был бы день рождения.

Сайвар замер и взглянул на неё:

– Ааа…

Эльма улыбнулась – она успела привыкнуть к тому, что люди не знают, как реагировать, когда она упоминает Давида.

– В любом случае, сначала я собиралась заехать к отцу Марианны, раз уж буду в тех краях. Понятно, что отношений они особо не поддерживали, но учитывая, что расследование застопорилось…

Сайвар не дал ей договорить:

– Я мог бы к тебе присоединиться.

– Да нет, не обязательно. То есть я понятия не имею, как долго пробуду у родителей Давида, а тебе вряд ли будет в кайф ожидать меня бог знает сколько времени.

Сайвар вздохнул:

– Эльма… Мне тридцать шесть лет. Из родственников у меня только брат, а все мои приятели проводят субботние вечера с жёнами и детьми. Поверь, никаких более интересных занятий у меня на сегодня не запланировано.

Эльма усмехнулась:

– Звучит безрадостно.

– Пока ты в гостях, я поищу рождественские подарки. Подбросишь меня к торговому центру «Крингла», и я похожу по магазинам, а, может, ещё и в кино успею. Это гораздо лучше, чем если бы я провёл субботний вечер так, как намеревался.

– Ну, если ты настаиваешь, – Эльма поднялась со стула.

– Настаиваю.

Десять лет

Неделю спустя Хаплиди приходит на ужин. Сегодня пятница, и Стефан у своей матери, так что нас только трое. Атмосфера за столом не та, что раньше. Хаплиди думает о чём-то своём, а я болтаю без остановки. В конце концов все мои попытки хоть как-то вовлечь его в разговор ни к чему не приводят, и мы продолжаем молча есть спагетти под бормотание телевизора. Накануне вечером мы не виделись, поскольку Хаплиди был на работе. Он часто работает допоздна, когда Стефан у матери, но до сего момента он всегда оставался на ночь у меня, как бы поздно ни возвращался. Я долго лежала, ожидая, что он постучится, но этого не произошло. Зато в три утра зазвонил телефон, но вместо голоса Хаплиди в трубке было всё то же молчание. Телефон я выключила, а уснуть снова так и не смогла.

После ужина мы откупорили бутылку красного вина. Она уже наполовину выпита, и я поворачиваюсь к нему и спрашиваю, что случилось. Он чешет затылок, размыкает и снова смыкает губы и наконец говорит:

– Да ничего. Ничего особенного.

– Расскажи мне, – не отступаю я. – Я же вижу, что что-то не так.

– Ну… я вчера говорил с братом. Тот парень, Ивар, он тебя и правда знает, и он… – Хаплиди не заканчивает фразу, да это, в общем-то, и не требуется.

Я ставлю бокал на стол:

– И хорошего он обо мне ничего не сказал, так?

Всё заканчивается ссорой. Видимо, я выпила больше чем надо и перевожу разговор на его родственников. С того самого дня я то и дело вспоминаю, как у них скривились лица, когда мою дочь стошнило. Вместо того чтобы помочь или хотя бы поинтересоваться, получше ли ей, они лишь стояли в сторонке и обменивались презрительными взглядами. Было без всяких слов понятно, как они относятся к нам с дочерью – как к мусору, что довольно иронично, поскольку вся сцена разыгралась не где-нибудь в высшем обществе, а в самой рядовой квартире самого рядового дома в Хабнарфьёрдюре. Всё это и даже больше я высказываю Хаплиди, и в результате он уходит, хлопнув дверью.

Через два дня мы миримся, но между нами чувствуется некая перемена. Определить, в чём конкретно она заключается, я не могу, знаю только, что отдала бы всё на свете, лишь бы перекрутить ленту событий назад, где в течение нескольких месяцев мы были счастливой семьёй. Однако Хаплиди от меня отдалился: он погружён в свои мысли, больше не приходит каждый вечер – работает допоздна или находит отговорки, которых раньше не существовало. Я делаю вид, что всё нормально, но в душе испытываю жуткий страх.

Потом наступает очередная суббота, и он не отвечает на мои звонки. Целый день я жду, что он перезвонит, но когда приходит время ужина, я уже на взводе. Меня обуревают дурные предчувствия, с которыми я не в состоянии справиться. Я звоню ему снова. И снова. И снова. Хожу взад-вперёд по квартире, не в силах присесть, и ощущение такое, что с каждой минутой я всё больше теряю рассудок. Вечером у него на работе какое-то мероприятие – важные клиенты, которых надо было сводить в ресторан. Так что не отвечать он мог по вполне объяснимым причинам. Я проваливаюсь в сон перед телевизором с зажатым в руке телефоном и пустой бутылкой из-под вина на столе.

На следующее утро я просыпаюсь с раскалывающейся головой и с неприятным привкусом во рту. Она сидит возле меня – уже успела включить телевизор и убавила звук настолько, что его едва слышно. Всю неделю она выспрашивала, где Хаплиди, не ушёл ли он. Слонялась из угла в угол в какой-то прострации, ни на чём не задерживая внимания. И сейчас то же самое: телевизор бубнит, но её взгляд нет-нет да и переметнётся на меня. Какие мысли роятся в её маленькой голове? О чём она думает? Что ей нужно от меня?

Я оставляю её на диване и плетусь в кухню. Варю кофе и сажусь на своё привычное место у окна, откуда созерцаю мизерный клочок окружающего мира. В последние