которые постепенно обретали форму и очертания. Нетрудно было догадаться, что увидел я себя лежащим на больничной койке. Рядом со мной сидел человек внушительной комплекции. Он был похож, скорее, на профессионального борца-тяжеловеса, чем на врача. Трудно было поверить, что эти огромные мощные пальцы могут оказаться ловкими и подвижными пальцами хирурга. Его глаза я узнал сразу же, ведь именно этот взгляд появлялся в моих видениях в нейронете, когда врачи спасали мою реальную жизнь. Человек улыбался мне, и я улыбнулся ему в ответ.

— Значит, видите! — сказал он и поднес руку к моему лицу. — Сколько видите пальцев?

— Два… Три!

— С возвращением, господин Вильфрид! Вы пережили серьезную операцию, но сейчас я могу с уверенностью сказать, что ваша жизнь вне опасности. Мне нужно осмотреть вас, вы ведь не будете возражать?

— Нет! Конечно же, нет! — я попытался говорить громче, но получалось пока не очень, каждое слово отдавалось болью в груди. — А Джонатан здесь?

— Джонатан? — переспросил доктор.

— Мой друг Джонатан. Он вызвал скорую.

— Боюсь, я не знаю, кто вызывал скорую, — сказал доктор, не отвлекаясь от осмотра. — Но человек по имени Джонатан среди ваших посетителей не появлялся.

Как же так? Почему он нормальный? Он же совсем не похож на подключенного к нейронету. Может быть, все кончилось без меня? Джонатан вызвал скорую, и пока врачи боролись за мою жизнь, он самостоятельно нашел какой-то способ выключить нейронет отсюда, из реального мира?

— Как давно я здесь?

— Почти двое суток вы были без сознания. Включая время операции.

Спросить его сразу о том, как давно он вышел из нейронета? Хотя, человек ведь мог даже и не знать, что был к нему подключен. Вдруг мой доктор проработал всё это время хирургом на Ложной Земле, и даже не заметил, как его отключили! Нет, лучше не задавать никаких вопросов. Я найду Джонатана и обо всем его расспрошу. Он достаточно известная фигура, найти его будет нетрудно.

— А как скоро я смогу встать?

— Не терпится взять в руки перо и диктофон? — доктор подмигнул мне. — Придется с этим немного подождать. Через пару недель, возможно, я вас выпишу, а пока придется лежать, спать и набираться сил! Завтра я разрешу вашим посетителям увидеться с вами, они очень волнуются. И еще у следователя к вам есть много вопросов по поводу нападавших.

— Посетители?

— Ваша семья, Николас. Вы же помните свою семью?

На всякий случай я кивнул. В мой разум прокралось сомнение. Реально ли это место? Может, это очередная сбивающая с толку субреальность, в которую я должен поверить? С другой стороны, я страдаю от потери памяти. Мне так хотелось верить, что если я увижу свою семью, моя память вернется ко мне, прошлое восстановится, я сразу их узнаю и всё пойму! Да, мою веру подпитывали всего лишь выдуманные истории из книг и фильмов, я не мог знать, как все будет на самом деле. Но я очень хотел верить в лучшее.

— Отдыхайте, господин Вильфрид.

Доктор вышел из палаты. Почему его голос был мне знаком? Ведь именно так разговаривал Голос в моей голове. Если задуматься, то я ведь и представлял его таким, как этот доктор. Добродушным здоровяком с искренней улыбкой. Мой разум не мог свыкнуться с тем, что я не вижу человека, с которым постоянно разговариваю, и создал для него визуальный образ, фантазию. Но эта фантазия фактически полностью совпала с живым человеком, которого я только что увидел. Как можно объяснить это?

Мои мысленные рассуждения отозвались головной болью. Нет, я не буду сейчас искать никаких объяснений странным совпадениям. Я встречусь с родственниками, поговорю с полицейским, встану на ноги и найду Джонатана. А может быть, сам Джонатан найдет меня раньше. Ведь то, что он еще не сделал этого, означает только одно: у него был какой-то план, и он занимался его воплощением. И судя по всему, у него получилось! Когда мы встретимся, я получу ответы на все мои вопросы.

Последовав совету доктора, я лег спать. Несмотря на все пережитое, ночные кошмары меня сегодня не преследовали. Я впервые за все это долгое время спал, как убитый, совсем без снов.

Я чувствовал себя отлично. Даже приходилось напоминать себе, что мне нельзя терять бдительность. Несмотря на то, что мой новый мир был пока ограничен стенами больничной палаты, он казался куда более живым и настоящим, чем все посещенные мной субреальности. Я не хотел искать в нем подвохи, разве что, оставшись наедине с самим собой после завтрака, который мне принесла очаровательная медсестра, я попытался как-нибудь повлиять на окружающую реальность. Мне не удалось ни двигать предметы на расстоянии, ни создать в руке фонарик, все способности, дарованные реалу нейронетом, никак себя не проявляли. Конечно, это еще не повод успокоиться.

Первым моим посетителем был полицейский. Я принял решение не упоминать здесь о нейронете, пока не услышу о нем от кого-нибудь еще, но рассказать о том, как меня расстрелял сумасшедший в подворотне было можно. Если Хитрого Фила найдут и отправят в психушку, в мире точно станет безопаснее. Следователь очень внимательно выслушал мой рассказ, записывая в блокнот каждое мое слово.

— То есть вы утверждаете, что нападавший был один, и он выстрелил в вас из пистолета? — спросил полицейский.

— Да, именно так, — подтвердил я.

Следователь нахмурился. В силу моей профессии я много работал с людьми, и немного разбирался в людях. Это выражение лица явно символизировало недоверие к моим словам.

— Как же вы тогда объясните, что поступили в больницу с тремя ножевыми ранениями и множественными побоями? — вежливо спросил мой собеседник.

Это что, шутка такая? Я помню, как в меня стреляли, отрывочно помню, как везли в больницу на скорой, как доктор извлекал пулю. Стоп! Про извлечение пули я уже додумал, я никак не мог этого видеть. Я хорошо знал эту особенность человеческого мышления — дополнять реальные воспоминания красочными подробностями и множественными свидетельствами того, во что человек хотел верить. И дело здесь было даже не в сознательном желании кого-то обмануть, просто так устроено сознание человека. Я не мог объяснить с научной точки зрения, почему это происходит, но работая журналистом, я учился фильтровать такие ложные воспоминания, выделять из них зерно истины. Никогда не думал, что мне придется применять эти фильтры к собственным воспоминаниям. Я видел только глаза доктора, маску, свет, руку в резиновой перчатке, тампон, зажатый в пинцете, но я точно не мог видеть, как из меня извлекают пулю. Как бы мне ни хотелось в это верить, я находился под наркозом во время операции, а эту жутковатую сцену с зажатой в пинцете окровавленной пулей в общую картину вписало моё воображение. Я даже вспомнил название фильма, в котором видел эту пулю, и всё встало на свои места.

— Я… Я не хотел вас обманывать, офицер, — сказал я. — Почему-то мне казалось, что в меня выстрелили. Может быть, я ошибаюсь? Такое ведь возможно.

— Возможно, — ответил он. — Сильный удар по голове, удар ножом, резкая боль. Вы действительно могли подумать, что в вас стреляли. Ваш врач предупреждал меня, что у вас возможны провалы в памяти, так что не переживайте, мы сейчас просто беседуем, я не прошу вас подписывать никакие бумаги, и никто не будет выдвигать против вас обвинения в даче ложных показаний. Я понимаю, насколько вам тяжело. Я здесь для того, чтобы помочь вам всё вспомнить, чтобы мы с вами вместе разобрались в этой ситуации, и чтобы преступники были найдены и ответили перед законом.

Полицейский говорил очень убедительно, я проникся к нему доверием, прочувствовал внутри его желание мне помочь. Но если мои воспоминания о выстреле ложны, не окажется ли, что всё, что я помню, окажется ложью целиком? А что же тогда было правдой?