Нет, если я пока обманываю нейронет, который может наблюдать за мной как глазами Энн, так и при помощи этих камер с пульта охраны, то нам не нужно ни перелезать через решетку, ни взламывать замок.

— Пойдем-ка, прогуляемся вокруг, Энн! — сказал я. — Возможно, есть какой-то другой способ попасть внутрь.

— А зачем нам внутрь, господин Ник?

Я не ответил. Прости, Энн, но я не испытываю к тебе того, что люди называют доверием. Не обижайся. Хотя, ты же не способна испытывать то, что люди называют обидой.

Камеры были повсюду. Тот, кто проектировал местную систему безопасности, хорошо позаботился о том, чтобы никто не пересек ограждение ни снаружи, ни изнутри. Само здание больницы было знакомым, но все же что-то меня настораживало. Не знаю, что именно, мне почему-то становилось как-то не по себе, когда я разглядывал его через решетку забора.

Вскоре я обнаружил боковую калитку, которая не была заперта и не попадала в поле зрения камер. Может быть, я стал излишне подозрительным, но это выглядело для меня, как вход в мышеловку. А может, это просто приглашение войти от настоящего хозяина положения? Прозрачный намек на то, что нас здесь ждут. И что же мне с этим теперь делать?

Вокруг меня та реальность, которую создает враг. Я вынужден подчиняться правилам, которые диктует враг. Он кажется всесильным, а я — совершенно беспомощным. Он полностью владеет ситуацией, а я владею только своими мыслями.

Но только мысли в этом мире определяют всё! Он целиком состоит только из мыслей, которые обрели форму. И мои мысли — это только моя собственность. Ни нейронет, ни администратор не смогут в них заглянуть, и не смогут их у меня отобрать!

— Жребий брошен! — сказал я вслух и открыл калитку.

— Вы уверены, господин Ник? — спросила Энн.

— Я уже устал сомневаться, Энн. Он приглашает меня войти? Хорошо, я принимаю это приглашение. Мне некуда больше идти.

— А кто этот «он», господин Ник?

Если бы я знал! Узнаю, когда окажусь внутри. Я вошел в калитку, и она захлопнулась за моей спиной. Мышеловка захлопнулась, и Энн осталась снаружи! Ну что же, если он хочет встретиться лицом к лицу, так тому и быть.

— Зачем ты это сделал?

Голос? Я уже думал, что он сбежал. Исчез, когда я вошел в кабинет!

— Лучше действовать, чем ждать! — ответил я. — Я думал, что ты меня покинул. А ты все это время был со мной?

— Нет, я все это время был здесь. Я не смог войти в кабинет за тобой, этот псих запер меня в больнице.

— Значит, я сейчас в Улье?

— Я потерял способность ориентироваться, — ответил Голос. Он говорил очень взволнованно и неуверенно. — Улей я не покидал, но, похоже, он объединяет все субреальности Улья в одну. А возможно, уже объединил. Я не чувствую здесь ни направлений, ни расстояний, и не могу пересечь установленные границы. Только этот двор и это здание. Все мои навыки путешественника по субреальностям потеряли здесь смысл. Я в тюрьме, Ник. И ты сейчас тоже попал в тюрьму. Отсюда нет пути назад.

Я оглянулся и понял, что за высоким забором, огораживающим двор больницы, находится непроглядная тьма. Я не мог разглядеть в ней Энн, я не мог разглядеть вообще ничего. Отвесная стена абсолютной черноты и пустоты. Больница вместе с прилегающим к ней двором словно парила в открытом космосе после смерти Вселенной — на небе не было ни одной звезды.

— Весь нейронет — тюрьма, — ответил я. — Но путь назад есть, и мы его найдем. Вот увидишь!

У меня ненадолго потемнело в глазах. В сознании промелькнули какие-то лица, голоса, белый потолок над моей головой, все это длилось какую-то долю секунды и тут же исчезло. Что это было, галлюцинация? Или это загрузка новой субреальности в моё сознание?

— Все в порядке, Ник? — спросил Голос.

— Не знаю, — я огляделся по сторонам. Двор на месте. Больница на месте. Я все там же, двигаюсь в сторону входа в здание. — А что случилось?

— Ты исчез ненадолго. А потом снова появился.

Я не знал, что это значило, но это подстегнуло меня двигаться быстрее. Я почти что вбежал в больницу. Стива не было за пультом охраны, в знакомом коридоре было темно. Еще когда я ходил кругами снаружи, мне казалось, что что-то не так, и только сейчас я понял, что именно. Света не было ни в одном окне больницы, ни в палатах, ни в коридорах, словно в здании отключили электричество. И только оказавшись внутри, я понял, что именно это мне казалось странным. Я оказался в полной темноте, и мое зрение еле различало стены и контуры дверей.

Фонарик возник в руке по первому же моему желанию. Отлично, я могу творить! Нет, на этом я останавливаться не буду! Свет во всем здании, немедленно! Ничего не выходит. Понятно, изменять творения автора здесь запрещено. Интересно, когда два реала пытаются воплотить взаимоисключающие фантазии, как нейронет определяет, кто из них победит? Допустим, я хочу покрасить стену в синий цвет, а Голос — в красный. Какого цвета получится стена? Фиолетового?

— Итак, мы внутри. Что дальше? — спросил Голос.

— Я думал, ты мне расскажешь, что здесь происходит, раз уж ты провел в этой тюрьме некоторое время.

— Здесь ничего не происходит, Ник. Все бесполезно! Мы останемся здесь навсегда, ничто нас не спасет!

Рановато что-то он сдался! И это говорит путешественник, который проходил через самые хитроумные субреальности Улья Разнообразия, полные таких ловушек для разума, которые даже представить в своем воображении трудно? Он пересек Улей вдоль и поперек, выбрался даже из четырехмерной петли, а теперь пасует перед закрытой психбольницей, лишенной электричества?

Я быстро убедился, что палаты пусты, и в здании никого нет. Совсем недавно я был уверен, что эта больница — субреальность Хитрого Фила, которую он начал создавать в Улье, а теперь я ничего не мог понять. Я на всякий случай осмотрел и другие этажи, и подвал. Ничего. Единственная дверь, которую я пока не рискнул открыть, это дверь в кабинет главврача. Это место всегда оказывалось чем-то вроде шлюза между субреальностями. Странно, неужели Голос не пытался покинуть больницу через этот кабинет?

— Ты был внутри? — спросил я, когда остановился напротив последней закрытой двери.

— Там пусто, — ответил Голос. — Отсюда нет выхода.

— Я тебя не узнаю! Ты находил выход откуда угодно, а теперь сдаешься? Сколько ты тут провёл? Несколько часов?

— Я уже сбился со счета, Ник. Месяцы, может годы. Я уже проверил всё, перепробовал все известные мне способы перемещения, все возможные методы проникновения через границы субреальностей, всё было бесполезно. А еще я не могу здесь уснуть. Я схожу здесь с ума. Я даже не уверен, что ты настоящий. Может, ты — просто порождение моего воображения? Воображаемый друг, которого я придумал только для того, чтобы не умереть здесь от одиночества?

— Не переживай. Я настоящий.

— А как я могу это проверить? Воображаемый друг тоже сказал бы, что он — настоящий!

— Боюсь, никак. Тебе придется поверить мне на слово.

Голос здесь уже долгие годы? В кабинете никого нет? Как же так? Мне не хотелось верить в это. Но был только один способ проверить.

Я взял дверь за ручку. Она не была заперта. Глубоко вздохнув и приготовившись к худшему, я открыл ее и вошел внутрь.

Ничего.

Кабинет был пуст. Дубовый стол покрыт сантиметровым слоем пыли, прекрасные когда-то парчовые занавески стали истлевшими ошметками, деревянная отделка иссохла и растрескалась. Если к этой комнате были применимы законы реального мира, то можно было сказать наверняка, что здесь никого не было много лет. Открывая дверь, я был уверен, что Голос ошибается, что если