В этом смысле важен вклад кортесов в Вальядолиде (1440 г.), заседания которых открылись заявлением присутствовавших там прокурадоров, в котором утверждалось богословское толкование королевской власти в его наиболее жесткой форме, дающей прочное основание для явно абсолютистской интерпретации властных прерогатив короля. Принцип, согласно которому монарх выступает наместником Бога на земле и действует как суверенный сеньор, основной миссией которого является установление мира и согласия всеми возможными средствами, позволяет оправдать свободу короля от любых ограничений, что, в свою очередь, открывает возможность действовать вне предписанного законом благодаря положению монарха как викария Бога, свободного от любых норм, исходящих от человека. При таком подходе, помимо самой формулировки, важно то, что к тому моменту уже не было недостатка в прецедентах, которые показали способность короля действовать «поверх закона» (supra lege).

Вследствие всего отмеченного выше, неудивительно, что через несколько лет после этих кортесов, когда возник глубокий и мощный конфликт, а именно толедский погром 1448–1449 гг., направленный против обращенных евреев (конверсов), одно из направлений протеста прямо указывало на ту модель монархической власти, которая основывалась на толковании Второй Партиды, предложенной в Ольмедо. Говорилось о возможности с помощью такой модели превратить монархию в тиранию и об организаторе такой трансформации, королевском фаворите Альваро де Луна, которого сторонники толедского выступления представляли как тирана без трона.

Наследие Альфонсо Х в эпоху Католических королей

Следовало бы присутствовать на Кортесах в Толедо в 1480 г., чтобы увидеть, как произошла новая рецепция политико-правового наследия кортесов в Ольмедо, а также содержания Второй Партиды, предвосхитившего движение в сторону абсолютизма[649]. Едва ли было простым совпадением то, что Педро Диас де Толедо в то же самое время отстаивал необходимость соответствия королевской власти духу первого титула Второй Партиды[650], и, ссылаясь на тот же памятник, напоминал о концепции тела, которая рассматривала короля как сердце, голову и душу его народа, одновременно апеллируя к присущему королю положению «викария Бога в мирских делах, занимающего Его место на земле»[651].

И уже в качестве анекдота стоит напомнить некоторые аллюзии, также восходящие к тексту Второй Партиды и связанные с концепцией монархической власти, число которых при Католических королях быстро возрастало c течением времени. Так, например, Диего Родригес де Альмела, ссылаясь на второй закон 15-го титула Второй Партиды[652], сформулировал в своем «Своде свидетельств о генеральных сражениях» (Compilación de las batallas campales) право наследования престола, сохранявшее преимущество старшего сына короля перед другими претендентами на престол. Точно так же Диего де Валера неоднократно обращался ко Второй Партиде в случаях, когда ему нужно было определить ключевые характеристики монархической власти, как, например, это видно в его «Церемониале правителей» (Ceremonial de príncipes)[653], а также в «Учебнике правителей» (Doctrinal de príncipes), где проводится параллель с Альфонсовым пониманием тирании, из которой выводится концепция монархии в высокой степени авторитарной, не дающая возможности свержения тирана[654], что подтверждается трактовкой обязанностей подданных по отношению к королю в соответствии с содержанием 13-го титула, в расширенном виде предоставленного и в постановлениях кортесов в Ольмедо (1445 г.)[655].

В 1491 г. 25 октября в севильской типографии, которой руководили Мейнардо Унгут и Эстанислао Полоно, вышла первая печатная версия «Семи Партид», которая включала дополнения и исправления Алонсо Диаса де Монтальво, что демонстрировало острую актуальность текста Альфонсо Х для того времени[656].

Католические короли, чья симпатия ко Второй Партиде как политическому тексту не вызывает особых сомнений, имели в своей библиотеке тщательно отделанную рукопись «Семи Партид», хранящуюся сегодня в Национальной библиотеке в Мадриде, которая, прежде чем стать собственностью монархов, несомненно принадлежала дону Альваро де Эстуньига, первому герцогу Арéвало и главному королевскому юстициарию[657]. Украшенная многочисленными миниатюрами, эта рукопись Второй Партиды увенчана изображением, на котором король представлен сидящим на троне в суровой величественной позе, с обнаженным мечом в правой руке, тогда как левая протянута к книге, которую держит коленопреклоненный чиновник. Этот факт служит еще одним свидетельством той ценности, которой модель монархической власти, основанная на толковании Партид, достигла ко временам правления Изабеллы и Фердинанда, обеспечив себе влияние на протяжении всего периода Старого порядка, вплоть до начального этапа истории испанского конституционализма (в который она также внесла свой вклад) с наступлением XIX в.

Заключение

Закончим некоторыми заключительными соображениями об историческом значении правового и политического памятника, созданного под руководством Альфонсо Х, в процессе оформления монархической власти эпохи Трастамара.

Конкретные события последней трети XIII в., в особенности гражданская война 1282–1284 гг., показали, что Вторая Партида во многом опередила уровень развития многих институтов королевства в том, что касается понимания политических отношений в Кастилии того времени. На самом деле, и XIV в., несмотря на «Уложение Алькалы-де-Энарес» (Ordenamiento de Alcalá de Henares) (1348 г.) и некоторые решения Альфонсо XI, обеспечил лишь весьма ограниченное применение политического потенциала текста Альфонсо X[658]. Далее, в XV в., «Семь Партид» в целом (но особенно – та их часть, которая обладала наиболее значимым политическим содержанием, то есть Вторая Партида) получили большее значение – от определения пределов осуществления королевской власти до обретения статуса главного политического ориентира в том, что касалось установления границ потенциальных возможностей кастильской монархии в долгосрочной перспективе[659].

Можно уверенно утверждать, что главное направление развития кастильской политики в XV в. в основном определялось второй из «Семи Партид». Этот факт становится заметным с момента признания династии Трастамара на кортесах в Бургосе в 1367 г., а затем приобретает еще большую ясность в момент достижении совершеннолетия Хуаном II и, наконец, быстро становится все более осязаемым и ощутимым в развитии собственно политических инициатив, главным образом, с момента установления влияния Альваро де Луны при дворе и в системе власти в период его пребывания в статусе фаворита. Его позиция часто выглядит весьма требовательной в том, что касалось возможностей использования упомянутого текста, который Альваро де Луна считал вполне соответствующим подходящему для его целей образу королевской власти. И хотя применение им Второй Партиды было обусловлено расчетами, вызванными потребностями его собственного проекта, – который, в конечном счете, предполагал усиление монархии и расширение личной власти фаворита, – результаты воплощения в жизнь начал абсолютизма этого типа вышли за пределы собственного политического курса Альваро де Луна как могущественной фигуры, действовавшей в определенный исторический период[660].

В свою очередь, это способствовало тому, что в разные периоды идеал согласования интересов путем компромисса (так называемый пактизм) отодвигался